Хроники Червонной Руси

Она с силой дёрнула Владимирку за ухо. Не выдержав, малец захныкал.

Володарь грозно сдвинул густые чёрные брови.

— Что же это ты творишь?! — вопросил он Владимирка. — Ростя — брат твой меньшой! Любить и защищать ты его должен! Зачем сотворил такое зло?

Княжич хмуро молчал, глотая слёзы.

— Отвечай! Отец тебя вопрошает! — истерично прикрикнула на него мать, топнув в ярости ногой.

— Ну, брат дак брат... Почто все окрест его отираются?... Я же... стойно чужой, — пробормотал чуть слышно Владимирко.

Анна влепила ему пощёчину.

— Большой ужо! Разуметь должон! — взвизгнула она. — Вот что, княже! Забери его из бабинца! Подрос, пора дядьку к ему приставить, наукам воинским обучать.

— Дядьку приставлю, непременно. И от тебя заберу, довольно меж юбками бабьими вертеться. Подрастёт чуток ещё, стол выделю. Пусть княжить привыкает. Тако вот, сыне, — уже мягче обратился Володарь к первенцу. — Брата же младшого обижать более не смел чтоб. Понял?

Владимирко кивнул. Исподлобья, по-волчьи смотрел он на гневную мать.

«Может, чего мы упустили со княгиней? Зверем глядит натравленным», — промелькнула в голове Володаря мысль.

— Ныне вот что. Ступай-ка во двор, Владимирко. Сядь на конь. За город с тобой выедем, оглядим дали окрестные, — повелел сыну Володарь.

...Ехали они верхом вместе с малым отрядом дружины, взбирались с холма на холм, пересекали поля, колки, проскакали по опушке густого буково-грабового леса. Маленький Владимирко с конём покуда управлялся плохо, сил у мальца не хватало, и отец недолго думая посадил его в седло перед собой.

Ребёнок ехал молча, с любопытством поглядывал по сторонам.

— Там — Сан течёт, там, — указывал Володарь рукой на запад, — ляхи живут. Бывало, мирились мы с ними, но по большей части ратимся. А вон тамо, вдали, может, углядишь глазами младыми, острыми — Горбы, горы такие. Длинными цепями тянутся. За горами — Угорщина, невеста твоя в той земле живёт. Скоро припожалует к нам, верно. И как проведает, сколь ведёшь ты себя соромно, так личико своё от тя отворотит.

— Да полно, отче. Не буду боле его трогать. Бог с им, — виновато низя глаза, пробормотал княжич.

— Вот то-то ж. Мы со братом Васильком всегда друг за дружку горой стояли и стоим. Хочу, чтобы и вы, как вырастете, один за другого держались. Будете же порознь, любой ворог вас поодиночке одолеет. Вместе же всякому по зубам дадите.

Молчал Владимирко, слушал отца, об уграх и ляхах запомнил, о брате же и дружбе с ним речи Володаревы пропустил мимо ушей.

На обратном пути прибыли они в загородный дом княжеский. Встретила там сына с внуком старая Ланка, долго целовала и обнимала любимого внучка, вопрошала, не болит ли что у него.

После вышла к Володарю Таисия. Часто бывала она в последнее время у старой княгини в гостях. Выслушала гречанка рассказ Володаря о снеме в Витичеве, приняла любимую свою грациозную позу, отмолвила веско:

— Князь Владимир Мономах на тебя не пойдёт. Нет ему в войне на Червонной Руси выгоды. А Святополк и Святославичи без него рати не начнут.

— Мне бы уверенность твою, — грустно улыбнулся Володарь.

Впрочем, слова умницы-гречанки несколько успокоили его. Вскоре Володарь поймёт, что она оказалась права.

ГЛАВА 91

Полоска солнечного света упала на ледяную гладь Волги, на миг ослепив и вышибив из глаза слезу. Жёлтые блики заиграли, заискрились на заснеженных склонах правобережных холмов. Поднялся ветер, заметались по льду змейки снега, причудливо извиваясь, то собираясь вместе, то рассыпаясь врозь. Изо рта валил густой пар. Мороз пробирал до костей. Гридни и отроки грелись у костров, сторожа хлопали себя по коленкам рукавицами, шутливо толкали друг дружку, стараясь согреться. Наготове были возки и сани. На последний привал остановилась дружина Мономаха перед Угличем. Позади были вёрсты дорог, непролазные леса, болота, был отстроенный и укреплённый заново после учинённого четыре лета назад крамольником Олегом буйного пожара Суздаль, был возведённый дедом в устье Которосли на крутых ярах Ярославль, был Ростов со звоном колоколов и языческой священной рощей, которую князь Владимир всё никак не решался уничтожить.

Слаба покуда власть княжеская в диких этих местах, слабо и влияние церкви на умы. Жили тут и славяне, выходцы из новгородских пятин или с окских Крутиков, из земли упрямых вятичей, но большую часть населения составляли меря и мурома, племена, близкие по молви чуди и уграм. Последние особенно ожесточённо противились крещению.

Первые два епископа Ростовских, Феодор и Иларион, бежали из города, не выдержав притеснений язычников. Третий епископ, Леонтий, был зверски убит, и только четвёртый, Исайя, сумел окрестить часть населения Залесья. В те же недавние годы архимандрит Авраамий ниспроверг стоявший в Ростове на берегу озера Неро идол Велеса[307].

Волхвы уходили в дальние селения, забирались в глухие чащобы, появлялись внезапно, подстрекали народ к бунту. И снова следовали убийства — церковных людей, тиунов, волостелей, просто зажиточных людей.