Барон Орид любил красивые вещи. Это они заметили сразу, но чем ближе было к опочивальне еретика, тем больше их появлялось. На стенах по бокам возвышались гобелены и картины, даже роскошнее чем были до этого, с одним лишь исключением: почти на каждой был изображен сам отступник церкви. Состояние это стоило не одну сотню золотых, а то и не одну тысячу, вдоль же стен, одна за одной, гордо озираясь по сторонам, стояли статуи богов, тех, которым поклоняются тут, в вольных баронствах. Хотя церковь обладала почти абсолютной властью на всем Гириде и даже объявила о том, что бог един, и лишь он один там, в Небесных вратах выбирает, кого пустить в свой дом, а кого отправить на растерзание чертям в Бездну. И, тем не менее, оставались вот такие захолустья, где простой люд продолжал поклоняться статуям, приносить в жертву быков, чтобы вымолить благословение для себя и своей семьи. Да что там говорить, многие государства хоть и боялись инквизиции и ордена Очищения, все равно продолжали поддерживать язычество, не очень явно конечно, но все же. В конце концов, клирикам пришлось пойти на попятную: уступить каждому государство право на поклонение одному (хотя это соблюдалось и не везде) языческому богу. В то же время церковь продолжала усиливать свои позиции, отправляя на праведный костер ведьм, оборотней, вурдалаков, вампиров и другую нечисть, естественно вся эта нечисть по своим теологическим убеждением признавала лишь язычество. Вот такие методы использовали святые отцы для укрепления своих позиций в мире, и нельзя сказать, что за пару веков это не принесло своих плодов: теперь на Гириде остались лишь считанные страны, где лишь за одно слово «язычник» не отправляют на праведный костер искупления. В остальном же «цивилизованном» мире правит церковь — клирики выжигают язычников, костры горят и по сей день.
Но все это не имело почти никакого отношения к происходящему — Вольные баронства не принимали официальной веры, хотя клирики наседали и на них и, найдя они вот такое, непременно отправили бы добрую половину баронств на костер, но к счастью тут был лишь Алекс, а сегодня он готов был ограничиться одним человеком — бароном.
Вход в покои барона преграждали высокие деревянные створки, украшенные резьбой и золотом. Рядом стояла статуя самого Орида, выполнена она была также, как и те, что адресованы языческим богам.
— Вот это самомнение, — не удержался Максим.
Даже в его мире люди не сравнивали себя с богом, по крайней мере, психически здоровые люди. Возможно это так же было связано с тем, что верующих на Земле после выхода человечества в космос осталось не так уж и много.
— Это богохульство, — недовольно пробурчал себе под нос паладин, — будь тут святые отцы ордена… — Алекс осекся, вспомнил, что в родном гнезде тоже могут быть змеи, — те, что действительно служат целям Его и оберегают честных людей, — поспешил добавить молодой человек, — быть ему уже сожженным. Но я не на столько милостив — праведный костер слишком долго разжигать.
Максим подчеркнул для себя, что общение с Кладием не прошло даром: паладин хоть и продолжал рьяно верить в Его волю, начинал постепенно мыслить здраво и принимать рациональные решения.
Алекс толкнул, и двери неохотно начали открываться. Старые петли скрипели, а время перед двумя молодыми людьми будто замерло. За окном мать Хат уже высоко царила на небе, бросая свой свет блеклый свет в опочивальню Орида. Паладина насторожили старые, незнакомые ему письмена по сторонам. Это могло быть все, что угодно: рунная магия или алфавит демонов. Проверять, если честно, Алексу не хотелось; набросив на себя щит светы и образовав святой покров вокруг меча, он посоветовал Максиму быть настороже — они попали в настоящий рассадник ереси, молодой паладин буквально чувствовал магию хаоса всем телом, настолько она была сильна в этом помещении. Максим лишь посмеялся про себя. Знал бы, что они с Кладием и Вартом видели в заброшенном храме. Вот там действительно был не то, что рассадник заразы, а гнойная рана на теле мира, которая отравляет весь организм вот уже не один десяток лет. Тем не менее пренебрегать советами паладина не следует даже в самых, казалось бы, безопасных ситуациях — вокруг него в секунду возник магический щит, а оба клинка оказались в руках.