Вечер течет спокойно и неторопливо. Звуковым его оформлением служит напряженный шелестящий стрекот лопастей ветровой турбины на мачте. Он не только не мешает, но, напротив, подчеркивает ощущение налаженности и упорядоченности бытия. Турбина заряжает аккумуляторы. Аккумуляторы это энергия. Чем сильнее ветер, тем лучше идет зарядка, тем меньше мне придется гонять генератор, и тем меньше я затрачу солярки.
«Мамба» непрерывно покачивается, с боку на бок, вверх-вниз и снова с боку на бок и вверх-вниз... . Над головой в такт качке покачивается маленький гамак, в гамаке плюшевый черно-желтый кот с белым брюхом. Хвост его свисает через край и при желании можно протянуть руку и дернуть за него. Желания такого не возникает: зачем тревожить кота? Мне покойно и ему покойно. Второй такой же гамак над кухонной раковиной в салоне. Только и разницы, что в нем покачивается не кот, а хлеб.
Поднимаю крышку мобильника. Время девять, значит в Миннесоте сейчас семь. Света звонила, когда закончила работу, а это было полтора часа тому назад. Сейчас звоню я:
- Что делаешь? –
- Ничего не делаю, русское телевидение смотрю. А что у вас? –
- Да что у нас... Яшка на работе, потом, небось, по девкам до утра будет шастать. А на дворе ветрище и холодно. Даже в воду днем лезть не хочется. –
- То же самое было в марте в прошлом году –
Меня-то в прошлом году в марте на яхте не было. Я в марте работал с группой в Калифорнии и Неваде. На озере Тахо. Красивое озеро и классная группа была. Сразу после этого делегация в Висконсине и сразу после этого переводил в Вашингтоне и потом во Флориде. В этом году затишье. Пока только с одной группой отработал. Так что как солдат во втором эшелоне – ко всему готов, только приказа выступать нет. Жена пашет. Я балдею под плеск волны.
- А у нас завтра пятьдесят, зато послезавтра двенадцать, – говорит Света
- В смысле, двенадцать по Фаренгейту? –
- Ну да, по Фаренгейту -
- Это, значит, минус двенадцать по нормальному. Ну, что ж, терпи, март есть март, даже по Фаренгейту. Миннесота, все-таки –
Шестнадцать лет уже я с этим Фаренгейтом можно сказать в обнимку живу, а никак у нас взаимопонимание не наладится. Как-то Цельсий роднее. Вроде как свой мужик. Сказано плюс десять, и все понятно. А-то пятьдесят, и смотри в потолок, соображай, что это те же самые плюс десять, только в ином измерении. Ну в плюсовом диапазоне как-то наладился. Вот сейчас у нас ночами семьдесят, это по человечески значит будет плюс двадцать один. С холодами похуже дело обстоит. Допустим, двадцать пять, сколько это? А хрен его знает, сколько. Что-то около минус пяти. Снег не тает, одним словом.
Цельсий ли, Фаренгейт ли, а у острова Кулебра сейчас для моего изнеженного тропиками организма прохладно.
Еще пару минут болтаем с женой о том, о сем, а вроде и ни о чем. Мне просто важно слышать ее голос, ну и интонации, естественно, настроение...
Положив на место телефон, встаю, заворачиваюсь в роскошный коричневый махровый халат и по лесенке с двумя ступеньками поднимаюсь в салон. Наощупь вытягиваю из лежащей на столе пачки сигарету, сажусь прямо в дверях, упираясь босыми ногами в низенький фальшборт. Закурив, кладу локти на поручни бокового ограждения, а подбородок на руки. Если поднять голову, то в вышине увидишь огромную полную луну. А если не поднимать, перед глазами быстрая сверкающая, как бы подсвеченная снизу вода. Будто засветилось песчаное дно с разбросанными по нему пятиконечными морскими звездами. Затягиваясь сигаретой, смотрю на бегущую вдоль борта мелкую волну. Впечатление, будто «Мамба» идет против сильного течения по необычайно чистой реке. Плеск за кормой только усиливает его. Впрочем, не под кормой плещет, а под днищем динги. Она привязана сзади, и под сильным ветром непрерывно перемещается из стороны в сторону.
И большие темные рыбины неторопливо движутся. Это тарпоны. Днем они где-то в других местах крутятся, а в темноте сюда приходят. Если посветить фонариком, глаза у них светятся красным светом. Прямо-таки, рыба-вампир. Или рыба-оборотень. Интересная находка... Любопытно, додумались создатели ужастиков до такого варианта?
Бросаю окурок за борт, спускаюсь в каюту, вешаю халат на крючок и лезу на свой топчан. Устраиваюсь поудобнее и пока электронная книга запускается, смотрю сквозь узкий проем в салон. На стекле чуть приподнятого вверх переднего окна каждые пять секунд вспыхивает зеленый всполох. Это отражается свет навигационного буя на фарватере. Сквозь полумрак видны две закрепленные под потолком салона удочки. Между ними на шпагате «уловитель снов» покачивается. Его я привез с севера Висконсина, из индейской резервации. А название резервации забыл. Городок Эшленд, а резервацию не помню. Уловитель снов представляет собой связанный кольцом гибкий прут, а внутри паутина из прочных нитей. По индейским поверьям его вешают над головой спящего ребенка, чтобы он пропускал добрые сны и задерживал в паутине злые. Почти два года уловитель успешно выполняет свои функции на «Мамбе». Во всяком случае, кошмары меня не душат.