Хроники испанки. Ошеломляющее исследование самой смертоносной эпидемии гриппа, унесшей 100 миллионов жизней

Обычно гробовщик видит умирающих в возрасте сорока – пятидесяти лет, кто-то старше, кому-то за девяносто. Но осенью 1918 года умирали молодые люди: восемнадцатилетние, двадцатилетние, тридцатилетние, сорокалетние. Это были люди, которые не должны были умирать. Большинство из них были либо иммигрантами в первом поколении, либо выходцами из других стран: Ирландии, Польши или Италии. Это были люди, пришедшие в землю обетованную. Они прибыли в США, чтобы начать все заново, и когда они добрались сюда, их жизни были уничтожены [41].

Семья Донохью вела подробные учетные книги с 1898 года. Но после того как эпидемия поразила Филадельфию, учетные книги отражают полный хаос и разруху, вызванные испанским гриппом.

Все наши учетные книги написаны от руки, а те, что относятся к 1918 году, написаны плавным причудливым почерком, распространенным в ту эпоху. В начале 1918 года все было хорошо задокументировано. Вы можете сказать, кем был человек, кем были его родители, его дети. В книге перечислено, где он жил, от чего умер, где проходили осмотр тела и похороны, где его похоронили. Но когда вы добираетесь до октября 1918 года, учетные книги становятся неряшливыми и запутанными. Все перечеркнуто, небрежно записано. Информация скудная и все вне хронологического порядка – почти невозможно следить за тем, что происходит, это просто страница за страницей трагедии и смятения. Иногда нам платили. А иногда и нет. Обычно мы хоронили тех, кого знали. В других случаях мы хоронили незнакомцев. Одна запись гласит: «Девушка». Другая: «Полька». Следующая: «Поляк и его ребенок». Должно быть, кто-то попросил нас позаботиться об этих людях, и это было вполне достойно. Мы несли ответственность за то, чтобы все было сделано надлежащим и достойным образом. Внизу гроссбуха, под записью «девушка», было нацарапано: «Эта девушка была похоронена в траншее». Эта девушка была нашим вкладом в траншею. Думаю, нам больше некуда было ее девать [42].

Тем временем родители Колумбы Вольц заболели и слегли в постель. «Я окаменела. Мне было всего восемь лет. Я не знала, что делать. Никто из наших родственников не приходил к нам из страха заболеть. И весь день эти ужасные похоронные колокола звонили: «Бонг, бонг, бонг». Я слышала их даже во сне» [43].

В конце концов соседка пришла на помощь и стала ухаживать за больными родителями Колумбы. Девочка попыталась помочь: «Я сделала горчичники (припарки из горчичного семени в защитной повязке, предназначенной для лечения мышечной боли) и положила их на грудь моих родителей. Я приносила лимонад, бегала по поручениям» [44]. Колумба продолжала смотреть в окно, наблюдая за нескончаемым потоком похоронных процессий, входивших и выходивших из приходской церкви. Но потом у нее застучали зубы, разболелась и закружилась голова и начался жар. Она легла в постель.

Все, что я слышала, были эти ужасные колокола: «Бонг, бонг, бонг». Я была в ужасе. Я была слишком напугана, чтобы даже пошевелиться. Я лежала очень тихо, почти не дыша. Весь день я слышала эти похоронные колокола.