Хроники Нарнии Том 1

 — Прощай! — сказала ей Аравис. — Я считаю, что твои наряды просто прелесть. И дом твой тоже прелесть. Желаю тебе прожить долгую, благополучную и очень красивую жизнь. Только мне такая жизнь не подойдет. Закрой за мною калитку, только не шуми.

 И, вырвавшись из нежных объятий подруги, она вошла в лодку, отвязала ее, и через минуту ее уже вынесло на середину реки. Над головой девочки светила огромная луна, а где-то внизу, у самого дна реки, — большое и почти такое же яркое ее отражение. И чем ближе подплывала лодка к северному берегу, тем отчетливее слышалось уханье совы.

 — Так-то будет лучше, — подумала вслух Аравис.

 Почти всю жизнь она прожила в усадьбе, в сельской местности, и потому каждая минута, проведенная в каменном Ташбаане, была ей очень тяжела.

 Выйдя на сушу, она оказалась в темноте, потому что высокий, заросший деревьями берег закрыл от нее луну. Тем не менее она нашла дорогу, по которой уходил из города Шаста, и так же, как и он, вышла к тому месту, где кончалась трава и начинался песок. Глянув налево, Аравис увидела большие черные Гробницы. И тут, хоть она и была отважной девочкой, сердце ее дрогнуло. Что ей делать, если остальных еще нет? А если тут и вправду водятся вурдалаки? Но она упрямо пошла вперед, выставив вперед подбородок и чуточку высунув язык.

 Но, еще не дойдя до Гробниц, она увидела Бри, Хвин и конюха.

 — Возвращайся к хозяйке, — сказала Аравис (она совсем забыла, что ему нельзя будет вернуться, пока утром не откроют городские ворота). — Вот тебе немного денег — за старание.

 — Слушаю и повинуюсь! — сказал конюх и тут же припустил в сторону города. Ему не надо было напоминать, чтоб он поспешил: за время ожидания он немало передумал о вурдалаках.

 Несколько минут Аравис целовала в морду Бри и Хвин и похлопывала их по шее, словно они были самыми обыкновенными лошадьми.

 — Слава Льву! Вот и Шаста! — сказал Бри.

 Аравис оглянулась, — и правда, к ним подходил Шаста. Он покинул свое укрытие, как только увидел, что конюх уходит в город.

 — А теперь, — сказала Аравис, — нам нельзя терять ни минуты!

 И торопливо рассказала об экспедиции Рабадаша.

 — Неблагодарный пес! — воскликнул Бри, встряхивая гривой и топая копытом. — Напасть в дни мира, не послав даже вызов! Но мы ему подмочим этот овес. Мы его опередим!

 — Как? — спросила Аравис и прыгнула на спину Хвин.

 Шаста с завистью подумал, что никогда не научится садиться в седло так легко, как она.

 — Бро-хо-хо! — фыркнул Бри. — Садись и ты, Шаста! Мы успеем! Но нам предстоит хорошая скачка!

 — Он говорил, что немедленно отправится в путь! — сказала Аравис.

 — Обычный человеческий разговор! — презрительно оскалился Бри. — Не так-то просто созвать две сотни всадников, запастись водой и съестными припасами, вооружиться, оседлать коней и отправиться в путь! За несколько минут все это не сделаешь... Давайте решим, как мы поедем. Прямо на север?

 — Нет, — возразил Шаста. — Я знаю, как. Я прочертил линию — ехать надо туда, куда она показывает. Откуда узнал, объясню позже. Где же эта линия? Возьмите немного левее... Ах, вот она.

 — Должен предупредить вас, — сказал Бри, — что скакать галопом день и ночь, как об этом рассказывается в некоторых историях, в действительности невозможно. Я могу идти лишь шагом и рысью — но очень резвым шагом и очень быстрой рысью. И всякий раз, как мы перейдем на шаг, вы, люди, должны соскакивать и идти пешком. Вы готовы, Хвин? Тогда пошли. Нарния и Север!

 Сначала все казалось просто восхитительным. Стояла глухая ночь, так что песок успел уже отдать весь солнечный жар, который накопил за день, а воздух был свежим и чистым. Со всех сторон, доколе хватало глаз, песок мерцал под луною, как водная гладь или огромный серебряный поднос. Слышно было лишь глухое постукивание копыт Бри и Хвин, и больше ни звука. Шаста наверняка заснул бы и свалился наземь, если б ему то и дело не приходилось соскакивать и идти пешком.

 Им казалось, что они движутся очень много часов. Луна зашла, и теперь у путешественников появилось ощущение, что уже бесконечно долго они едут в могильном мраке. Потом настал момент, когда Шаста понял, что различает в темноте голову и шею Бри немножко отчетливее, чем раньше. Медленно, очень медленно вокруг них начала проявляться серая, плоская равнина. Она казалась совершенно безжизненной. Все выглядело так, будто они были в абсолютно мертвом мире. Шаста ужасно устал и вдобавок озяб, а во рту пересохло. Однообразно поскрипывала кожаная сбруя, позвякивали удила и постукивали копыта — не цок-цок-цок, как по твердой почве, а глухо — тум-тум-тум-тум — по сухому песку.

 Наконец, после многих часов езды, где-то справа, на востоке, у самого горизонта обозначилась длинная бледно-серая полоска. Потом она покраснела. Наступало утро, но ни одна птица не приветствовала пением его приход. Шаста радовался всякий раз, когда надо было пройтись, потому что замерз еще сильнее, чем прежде.