Тишину нарушил звук бегущего человека. Сквозь толпу пробирался рыцарь-послушник, ищущий И-Гор. Ай, нехорошо, нехорошо. Нарушение церемониала. Краем глаза Фомин заметил, как поджала губы баронесса. Будет младшему сыну младшего сына выволочка. Взять, что ли, его с собою? Человек, в поисках истины засидевшийся в библиотеке и опоздавший на Испытание, — незаурядный человек, Дом Кор — открытый Дом, и рыцарей-послушников в нём больше, чем отцов-основателей, членов экипажа «Королёва». Правда, период послушания долог…
Начальник стражи, доблестный Ук-Ян-Ко, скорчил свирепую рожу и кивком указал рыцарю-послушнику встать в конец хвоста.
Ищущий И-Гор поймал взгляд Фомина.
— Я разгадал, — сказал он одними губами. — Я разгадал! — Но в глазах его было не торжество. Страх. Того больше — ужас.
Определённо, нужно взять его с собой.
Доблестный рыцарь Ук-Ян-Ко тоже продемонстрировал миру и граду свою незапятнанность — и встал рядом с молодым бароном. Он был обижен — считал, что третье место принадлежало ему, рыцарю Замка, а не заезжему обожателю Небесов, и смотрел на Фомина с вызовом и задором.
Лучше бы он смотрел на чашу.
Рыцарь-советник, а попросту эконом замка сэр Ингман, в задумчивости стоял перед нею. Неторопливо засучил рукав, неторопливо опустил руку — и отдёрнул её.
Стражники замешкались, мечи только поднимались для удара, но эконом дожидаться не стал. Он бросился бежать, и люди старались угадать его путь, угадать, с тем чтобы оказаться в стороне.
Все, кроме одного.
Рыцарь-послушник встал на пути советника.
— Сэр Ингман, я знаю, что… — но договорить не успел. Советник ударил его в грудь, ударил голой рукой, но панцирь, лёгкий парадный панцирь, раскололся, словно яичная скорлупка.
Раскололся не только панцирь. Кровь хлынула изо рта рыцаря-послушника, он упал — сначала на одно колено, потом завалился на бок. Рука запоздало потянулась за мечом, но сэр Ингман ударил ещё раз.
Как знать, может, мгновение, что ушло на этот удар, и стало для него роковым. Не задержись он, степняку было бы сложнее догнать эконома. А так сэр Дии-Ол кошачьим крадущимся шагом подоспел — и снёс ятаганом голову советника.
Одним ударом.
Практика.
И только тогда очнувшиеся стражи подоспели на помощь.
Обезглавленное тело рубить не трудно.
— Засвидетельствуйте, доблестный рыцарь, что вампир наказан, — невозмутимо произнесла баронесса.
Фомин подошёл к тому, что совсем недавно было рыцарем-советником.
Кисть руки, обугленная, с проступающими сухожилиями и костями, ещё царапала землю.
Он осмотрел рыцаря-послушника. Нет, и тут поздно что-либо делать.
Ищущий И-Гор умирал.
— Уходите, — прошептал он из последних сил. — Уходите все… Скорее…
6
В Ра-Амони Луу повидал много любопытного, ужасно любопытного, но более всего — просто ужасного.
Видел он и Кочующую Рощу, и Заглота, а обманным туманом надышался столько, что как и жив остался.
Но сейчас ему вспомнился Тягучий Пруд. Бросишь в него камень — круги по воде не разбегаются, а ползут. Едва-едва, словно смола, а не вода. Отползут с локоть и уймутся, опять тишь да гладь. Вода прозрачная, водоросли, ракушки — самый обыкновенный пруд. Рыб разве что не видно. А попробуй, опусти палец — всю оставшуюся жизнь будешь ошибаться в счёте.
Так и сейчас — камень упал, всколыхнул толпу, но волнение улеглось, не начавшись. Что в глубину ушло, не узнаешь, пока не окунёшься с головой, но на поверхности — зеркало, гладкое бесстрастное зеркало.
Чёрные слуги (не кожею черны — службой) крючьями подцепили вампира, отдельно, в плетёную корзинку, закинули голову.
— С вашего позволения, моя госпожа, вампира — в подвал? — спросил Бец-Ал-Ел баронессу.
Та задумалась: всё-таки рыцарь, и не простой рыцарь, а советник. Друг казны. Но чувство долга, а пуще того, страха, пересилило.
— Это всего лишь мерзкий вампир. Берите его, мастер, и сделайте то, что положено.
Интересно, а что положено? Луу слышал, что и осиновый кол, и отсечение головы дают лишь передышку. Иногда на зиму-другую, иногда надолго, успевают вырасти внуки внуков, которые и слышать ничего не хотят о вампирах, считая их сказками, бреднями выживших из ума стариков. Но они возвращаются…
Рыцари один за другим подходили к чаше. Стражники держали сабли наголо — опоздав раз, больше они не боялись оскорбить никого. Дорогая наука, плачено за неё жизнью рыцаря-послушника. Хотя… Разве это дорого? На то и существуют послушники, чтобы расплачиваться. За всё. Кого первым посылают в порубежье? В драконье гнездо? В битву? Да они и сами рвутся, за бесчестье почитают отстать хоть на вершок. Послушников всегда больше, чем золочёных шпор.
Луу поймал себя на том, что жалеет не этого несчастного юношу, а рыцарей вообще. Раскис. Или достиг новой ступени понимания. Прежний Луу, он только себя, бедного, жалел. Ещё несчастных, тех, кому ещё хуже, чем ему. Но рыцарям, даже рыцарям-послушникам, разве хуже? Получается, так.