Хроники Обетованного. Осиновая корона (СИ)

Но чтобы лисы сами вели себя так дерзко... И, однако, ничего не утащили. Ночной гость мог, конечно, украсть овцу или ягнёнка из стада, что пасётся неподалёку, - но следы крови или клочья шерсти не попались толмачу. Их садалак, подобно многим другим, перегонял по степи несколько овечьих отар. В сезон дождей и в холодные луны на севере с них вычёсывали шерсть для накидок, толстых навесов и одеял; в другое время - доили, чтобы жеребята могли полакомиться молоком и творогом, а боуги - получить вожделенное масло в обмен на воск, мёд, древесину или амулеты от тёмной магии.

И, кем бы ни была наглая лисица, она не тронула ни запасы кентавров, ни их овец... И никого из самих кентавров. Приходила одна - и ушла обратно, будто побывав на прогулке.

Или в разведке.

Фарис-Энт вздохнул снова, уже куда горестнее. Лес темнел перед глазами, манил его сплетением ветвей и кряжистыми, шершавыми телами стволов. Он знал, что там, в прелой чаще, ему нет места - звёзды дали кентаврам иную судьбу, иной, распахнутый под небом простор для жизни, - но рвался туда всем своим существом.

Ведь Возлюбленная сродни Лесу. Возлюбленная проводит там все свои дни - и белки, кролики, куропатки, даже олени дрожат, завидев из-за деревьев её изумрудное сияние... Возлюбленной нравится зелёный. Она сама говорила Фарис-Энту.

Посмеет ли он утверждать, что достоин её, если опять не попытается?.. Кентавр поёжился от презрения к себе. Трус.

Фарис-Энт занёс ногу, чтобы переступить невидимую черту - и в следующий миг нечто красное и поразительно быстрое прыгнуло прямо ему на грудь.

Кентавр вскрикнул от боли, пробравшей от макушки до копыт. Он отвернулся, защищая лицо, и попробовал отодрать от себя кусачее, бешено царапающееся создание. Пальцы погрузились в мягкую шерсть - но оно непрерывно крутилось, извивалось и когтями оставляло кровавые борозды у Фариса на рёбрах, явно силясь дотянуться до глаз. Красный хвост бил его по торсу и передним ногам; где-то там же дёргались задние лапы лисицы, и когти на них оказались не менее острыми.

У него нет оружия, вот в чём беда. Нет ножа и даже бесполезного сейчас лука, чтобы воткнуть лисице стрелу в глаз... Только вощёные таблички, прикреплённые к поясу. Парочка любимых текстов и незавершённые переводы древних мудрецов - кентавров и боуги, агхов, людей и тауриллиан. Фарис не расставался с табличкой до тех пор, пока работа не начинала походить на законченную.

И сейчас это сыграло с ним злую шутку: вес табличек, вкупе с обезумевшей лисицей, тянул к земле. Повсюду мелькали когти, зубы и алая шерсть. Фарис-Энт стоял, бестолково отмахиваясь; рук не хватало, чтобы схватить вертлявое создание за шею или бока. По его собственным бокам уже вовсю текла кровь. Наконец кентавр выпростал одну руку, выпрямил локоть, напрягся - и почти сжал лисицу; но она сомкнула клыки на его предплечье...

Боль теперь стала невыносимой, перед глазами засверкали огненные круги. Фарис рухнул на колени, а после - набок, придавив таблички. Он не расслышал, когда над ним просвистела стрела.

Лисицу отбросило назад, она разъярённо зашипела, и когти с зубами оставили его. Раздался громкий хлопок; что-то вспыхнуло. Дикая боль не дала Фарису-Энту до конца понять, что случилось, но над собой он увидел крепкую смуглую женщину в тунике из красной шкуры. На полусогнутых ногах, с перекошенным от злости лицом, женщина на миг замерла у кромки леса. Она прижимала ладонь к ране под ребром - оттуда торчала стрела. Женщина лающе прокричала несколько фраз кому-то за пределами зрения толмача; привычка не позволила ему не разобрать смысла.

Потом Двуликая развернулась и скрылась в Лесу, между старыми тисами. Лишь красная шкура мелькнула.

Фарис-Энт тяжело дышал. В ноздри ему бил запах травы и крови. Царапины и укусы сочились, весь он был горячим, мокрым - унизительно поверженным.

Хорошо, что Возлюбленная не видит его сейчас. Слава Порядку.

Фарис попытался встать. Не получилось - зато боль вынудила его заскрипеть зубами, беспомощно поджав задние ноги. А затем перед глазами, в которых уже темнело, вдруг возникли чужие ноги. Поверх копыт начиналась шкура в пятнах и разводах белого и чёрного.

Фарис-Энт помнил этот окрас - и ещё узнал оперение на стреле. Он приподнял голову.

- Спасибо, Арунтай-Монт... Прости, я...

- Что сказала Двуликая, толмач? - жёстко спросил вожак. Что ж, он имеет право на жёсткость: нечего переводчику лезть туда, куда...

Охх.

- Сказала, чтобы мы убирались прочь от Леса... - выдохнул Фарис-Энт. - И что это... земля Хаоса... Как больно, Арунтай... Не рассказывай Йарлионн, если... встретишь...

И тьма застила собой и траву, и кровь, и Арунтая-Монта.

***