Шун-Ди схватился рукой за перила, чтобы не упасть. Чайки вопили по-прежнему надрывно, но ему всё меньше верилось, что он на самом деле в Хаэдране. Что это не посмертное видение, утешительно посланное Прародителем.
- Кто это был, Сар-Ту? Кто заплатил тебе?
Сар-Ту дёрнул голым плечом.
- Не знаю его имени. Глаза подкрашены, бровей почти нет, а голос нежный, как у девки. Пахнет твоими маслами - ванильным, кажется, Шун-Ди-Сан... Я выслушал его и взял золото, а потом выкинул в море.
Ар-Эйх. И ожидаемо, и обидно... В Доме Солнца он вёл себя, как главный заступник Шун-Ди.
Хорошо, что он давно вырос и научился не доверять заступникам. Даже опекуну он так и не доверился до конца. Возможно, старику было больно - больнее, чем ему сейчас.
Больнее, но не страшнее.
- Ещё только один вопрос, Сар-Ту, - полушёпотом проговорил Шун-Ди. Он не знал, как выразить свою благодарность - разве что поклониться в ноги, как отцу, учителю или королю, но... Здесь, на палубе, на глазах у команды и половины порта? Сар-Ту точно не будет в восторге. Нет больше рабов и хозяев. Он сообщил ему то, что счёл нужным - и тогда, когда требовалось.
Как раз в этот миг гребцы стащили со сходен последний ящик с лекарствами и радостно затрещали, хлопая друг друга по спинам. На твёрдой земле их немного пошатывало. Хаэдранские нищие, расхаживая по порту с высокомерием лордов или вельмож из Минши, поглядывали на них снисходительно.
Сар-Ту гулко кашлянул в кулак - будто камень уронили в колодец - и кивнул.
- Да, Шун-Ди-Сан. Одно имя было, и я запомнил его для тебя. Риарт Каннерти.
Шун-Ди всё-таки сложил руки и поклонился в пояс - как другу. Плащ мешал, но он понадеялся, что капитан и так угадает, сколько в его жесте было почтения и признательности.
- Как и я отныне, Сар-Ту... Но тебя я больше не втяну в это. Обещаю. Едва ли мы встретимся - если только не в Минши.
Сар-Ту моргнул и коснулся чёток - они висели у него на поясе, рядом с кинжалами.
- Прощай, Шун-Ди-Сан. Да хранит тебя милость Прародителя. Тебя и память о твоём отце.
ГЛАВА XIII
Сдавленное бормотание нараспев доносилось из-за двери:
-
Индрис что-то ответила (Уна смутно слышала её мягкое, размеренное мурлыканье), но слов нельзя было разобрать. Плеск воды и ледяные капли, время от времени попадавшие Уне на лицо и забиравшиеся под капюшон плаща, тоже этому не способствовали.
Со вчерашнего вечера, не прекращаясь, лил дождь - шумел, точно морские волны, свирепо вбивался в стены и крыши. Капли стучали по занозистым доскам конюшни, а из желобка хлестал непрерывный поток - желобок был слишком узким, чтобы противостоять такому напору. Долгих ливней никто не ждал, потому что лето выдалось сухим и жарким; но тут небо над Ти'аргом будто решилось вспомнить, что скоро осень, и напиталось чернотой, которая до сих пор не смогла излиться.
Ночью, вдобавок к этому, была гроза. Молнии исчертили небо, как реки на картах в кабинете дедушки. Уне не спалось от грома - или, может, от Дара. Или от докучиливых воспоминаний о тракте: стоило остаться одной, без Индрис, слуг или Гэрхо - и перед ней опять вставало ревущее пламя и глаза наёмника на тракте, почти вылезшие из орбит от ужаса.
У него были карие глаза.
Не спалось ей ещё и оттого, что следующей ночью (теперь уже прямо этой - жуткий момент, когда "сейчас" наступает, когда больше нечего ждать) лунный цикл должен был войти в нужную фазу; а значит, придёт пора собирать ежевику для зелья. Собирать её в компании с матерью - и умелая сводница-Индрис, конечно, устроит всё так, что они обязательно останутся наедине. И поговорят.
Об её отце. О лорде Дарете.
Уна заранее (на всякий случай) приучала себя произносить это, хотя бы безмолвно, по отдельности. Было нелепо и страшно. А ещё - почему-то - немного смешно.
Наверное, страх всегда связан со смехом. И то и другое - нарушение нормы. Поэтому, видимо, ей бывает так жутко от присутствия Гэрхо, от его не по годам взрослого взгляда и детских выходок.