Хроники одной бензоколонки

Спустя порядочное время объявляется Жан Поль, я открываю два крафтовых «Полнолуния», и мы чокаемся пивом за конец моего рабочего дня. Он говорит про выборы, про политику, про полезность «Твиттера» в демократических дебатах. Я уже готовлюсь врезать ему (когда я слышу слово «Твиттер», моя рука тянется к пистолету), но тут нас прерывает мужчина в плаще и натянутой на голову потрепанной фетровой шляпе: он пришел забрать книгу. Это сон? Это Паскаль? Он уходит. Пойти за ним?

56 [15]

Извинившись перед моим коллегой, я выхожу. Мужчина исчез. Я звоню Ньецленду рассказать о случившемся.

57

Нервно курю, разглядывая гостиницу «Маяк», соседку моей заправки: смотрю на мелькающие в окнах тени, трещинки на стенах, пощелкивающую зеленую вывеску, мерцающую «я». Перезванивает Ньецленд. Он расшифровал послание:

– Это классический шифр. Цифры – номера букв в алфавите, получается: «Завтра».

58

Что – завтра?

59

У меня перехватывает горло. В каких подпольных делах замешана теперь моя заправка?

60

На следующий день, заинтригованный и немного взволнованный (Ньецленд не отвечает на звонки), я без конца смотрю новостной канал. Но ничего толком не происходит. Ни особых происшествий. Ни ограблений банков. Ни кражи детей знаменитостей. Ни одного крушения поезда или хотя бы забастовки. Только мрачное заявление какого-то политика: «Избранный – человек, припертый к стенке дланью господа»[16].

60 БЭ

Думаю: «Где стена, там и народ».

61

– В неспокойные времена важно держаться ценностей. А страховка – это вам не ценные бумаги.

За стойкой сидят трое мужчин в костюмах, при галстуках (двое помоложе, один в возрасте), – похоже, продажники. Один пьет минералку «Перье», другой – газировку «Оранжина», третий – старомодное шоколадное молоко. Они спорят о страховке. Я нервничаю. Тот мужчина прав: в неспокойные времена без ценностей никак. Нет ничего хуже беспокойства. Когда ни в чем не уверен, приходит страх.

62

И подпольные шифровки.

И флешки теряются.

63

Минута блаженного забытья: пришла моя азиатка. Вот она передо мной, с пачкой чипсов в руке, прямо приглашение к путешествию. На этот раз я решаю, что заговорю, не упущу случай, рискну, ибо – думаю я – какой бы немыслимой, неописуемой, плакатной ни была ее красота, она все-таки человеческое существо, наверное. Сегодня она в золотистых балетках и бежевой джинсовой юбке. Расплачивается, собирается уходить. Нужно задержать ее любой ценой, вступить в контакт, пока не исчезла. Я бормочу:

– А что если я… а может быть, вы… хотели бы вы… сигарету?

Не придумал ничего романтичнее, чем дать закурить, – будто сказать больше нечего! Вопреки ожиданиям, она принимает предложение. Я временно (и мысленно) закрываю заправку И вот мы на улице, напротив заброшенной развалюхи, курим, едим ее чипсы и безнадежно молчим. Я в панике, думаю о том, что молчание – болото. Чтобы преодолеть его, одолеть, обезвредить, я, как Дон Кихот (Болтанчский), начинаю бешено тараторить ей что-то про свою работу, про посетителей, про детство в Ландских лесах. Она объясняет мне, что родом из Токио и выросла в лесах небоскребов, так что, возможно, мы созданы, чтобы понимать друг друга. Я улыбаюсь. Мы немного сближаемся, чувствуется какое-то электричество (электричество – значит надежда). Ей пора. Мы договариваемся увидеться вне заправки, меняемся номерами, и она исчезает.

Вспышка. Что-то щелкает и не затихает. Я оборачиваюсь. Испустив сноп искр, буквы «Г», «З» и «Т» с неоновой вывески «Горизонт» гаснут окончательно. Теперь видно только слабо мерцающее:

ОРИ ОН

63 БЭ

Думаю, что мысль – застывший фейерверк.

64

Рэй, мой мальтийский друг, звонит, чтобы снова вывалить на меня свои новости: бросившая его жена теперь отказывается разводиться. «Что доказывает ее двуличность, брат. Ее подлую двуличность».

65

На работу я заступаю где-то между сном и явью (плохо спал прошлую ночь). Босс что-то спрашивает. По-прежнему не в духе. С тех пор как цена на бензин упала, он сам не свой.

– Где вы писать учились? В курятнике?

Это напоминает мне что-то – что-то проносится на миг перед глазами, в ушах: сон сбывается? Но я не понимаю:

– Что?

– Табличка снаружи… Объявление, которое я просил написать.

Он тычет мне под нос ламинированный лист А4, где сообщается о запрете на продажу алкоголя после 22:00.

– Борьба с распятием в общественных местах? Вы что, смеетесь надо мной?

Я:

– А, это, видимо, автозамена барахлит.

66

Вечером я тщетно брожу в районе метро «Раймон Кено» в поисках бездомного, которому отдал флешку. В голове звучит: «Бьет ночь – мир пал от чар»[17].

67

Я уже не беру телефон: он вибрирует, не переставая. У моего объявления в «Либерасьон» оглушительный успех.

68

В «Продуктах» рядом с «Паша Кебабом», этом неописуемом базаре всевозможного экзотического продовольствия близ метро, я забываю о том, что ищу.

Вдруг музыку перекрывают возгласы с улицы. Слышен голос явно взволнованного мужчины: «Учись затыкаться вовремя! Не будь ты женщиной, ты бы у меня уже очки свои жрала!» Молодой женский голос: «Но у вас с ней – это любовь?» Мужчина: «Нет, одиночество».