Он ударил этого гада в то же «солнечное сплетение» — но удар, похоже, оказался столь силён, что парень с размаху упал навзничь, не сумев устоять на ногах. Сонни прыгнул на него сверху и, схватив за шею обеими руками, стал душить незадачливого «нарушителя спокойствия», позабыв обо всём на свете. Он не видел, с каким ужасом смотрели на это Колька и тот, второй. Он не слышал криков школьников, не слышал, как кто-то звал учителей. Он душил это парня с чётким намерением убить его; душил, пока сильные руки физрука и охранника не оторвали его от посиневшего старшеклассника, неподвижно лежавшего на школьной дорожке… И где-то в гулкой пелене застывшего воздуха звенели крики: убил, он его убил!..
Но он его не убил. То ли взрослые подоспели вовремя, то ли сил не хватило… Ответ на этот вопрос не знал никто. Но в школе тот парень ещё долго не появлялся: кажется, недели две провалялся в больнице, а потом ходил с шейным корсетом (или как там эта штука называется).
Донью Лукрецию вызывали в школу. Потом она рассказывала Сонни, что учителя требовали показать его психиатру, а родители злосчастного хулигана грозились судом. Но в итоге, довольно усмехаясь, говорила старая донья (умевшая в споре заткнуть за пояс кого угодно), они сошлись на простом медицинском обследовании и тестах (которые, конечно же, никаких отклонений не выявили).
В общем, дело замяли, и жизнь вроде бы продолжалась. Правда, популярности тот случай Сонни не добавил, скорее наоборот: его стали уже откровенно избегать, и даже спасённый им Колька каждый раз бледнел и норовил обойти своего защитника стороной. Так в школе за Сонни окончательно закрепились слава «ненормального»…
Этот случай мог бы считаться обычным проявлением подростковой агрессии, или действий в состоянии аффекта, или чем-нибудь ещё, но важнее было другое: в тот момент, когда ярость застила ему глаза, Сонни понял, что снова видит мир таким, каким видел его в детстве, — миром цветов и никому не известных законов, по которым эти цвета существовали.
Например, жизнь в хулигане была ярко-оранжевого цвета, и с каждой секундой, пока Сонни душил его, её становилось всё меньше. Да, поначалу он хотел убить это парня, но, подумав, решил, что напугать его до смерти будет достаточно. Ведь он видел его страх; болотно-зелёного цвета, страх тревожно пульсировал, и пока убывала жизнь, его становилось всё больше… Там было множество разных цветов, и Сонни видел их все. А ещё он видел свою ненависть (отчего-то белую), и ярость (кроваво-красного цвета). Весь его мир поделился на эти четыре цвета: белый внизу, как укрытая снежным саваном земля; красный наверху, как пропитанное кровью небо, как отравленный воздух, которым он теперь дышал. А ещё — болотно-зелёный и ярко-оранжевый, из которых состоял его противник.
Позже, когда его оторвали от полузадушенного старшеклассника, когда стали что-то гневно ему втолковывать, он постепенно пришёл в себя, и цвета утихли, слились с остальным миром. Он оглядывался и понимал, что снова видит мир, как неживую картинку, как фотографию или видеозапись…
Интересно, размышлял он, а остальные люди тоже видят эти цвета? Или это только я такой… ненормальный?
И это не говоря уже о менее значительных вещах. Как-то раз, вспоминает Сонни, когда он был совсем маленьким, донья Лукреция умудрилась порезаться. Вообще, само по себе это событие уже было чем-то из ряда вон, ибо на кухне старая итальянка творила подлинные чудеса, даже когда в холодильнике царила тоскливая пустота. Но и на донью нашлась проруха: то ли новый ножик оказался заточен слишком хорошо, то ли рука соскользнула, то ли ещё что. Порез, впрочем, оказался неглубоким, и раздосадованная донья Лукреция, ворча на старость и производителей непослушной утвари, обрабатывала ранку йодом, перебинтовывала, а Сонни думал: почему порез не заживает? Ведь все его раны, все ушибы и ссадины, всё это заживало само и в краткие сроки. Он спросил старую донью об этом, но в ответ услышал только невнятное объяснение: мол, у разных людей и кровь течёт по-разному. У одних быстрее сворачивается, у других медленнее. У одних почти не течёт, зато у других хлещет, как из-под крана, отвечала она. Из её слов маленький Сонни понял не так уж много, но вопрос всё же отпал сам собой… Зато в школе, на уроках ОБЖ он искренне удивлялся, насколько всё-таки хрупкое создание — человек.
Он почти не отдавал себе в этом отчёта, но в голове понемногу копились вопросы, сомнения, нестыковки… И как знать, чем бы всё закончилось, но 14 июля 2006 года Сонни встретился сначала с группой «скинов», а потом — с Германом Сергеевичем и Валентином. И всё встало на свои места.
Или, во всяком случае, попыталось встать.