Хроники разведки: Эпоха холодной войны. 1945-1991 годы

Первый вопрос, заданный «земляками», просто умилил «Дубравина»: «А почему вы не потребуете кого-нибудь из западногерманского консульства?» Отто Шмидт ответил на своём безупречном хохдойч, что всю последнюю неделю он только тем и занимается, однако – безрезультатно. Дипломатов «своей» страны он до сих пор ещё не видел. Тогда его спросили, знает ли он, почему его арестовали? Естественно, ответ был недоумевающе-отрицательный. Ну и тут, как мы знаем, немцы «сыграли с козырей», картинно выложив на стол несколько фотографий… И в тот самый кажущийся момент триумфа – им думалось, что сейчас «этот русский», «припёртый к стене» неопровержимыми доказательствами, начнёт «колоться», рассказывая им всю правду про свою шпионскую сущность, – он взял и перевернул обратной стороной небрежно кинутую на стол фотографию, благо никто ему не говорил, что этого делать нельзя… Вроде бы он тут же получил удар по затылку – но что с того, одним ударом больше, одним меньше, «Дубравин» давно уже потерял им счёт, если и считал изначально, но главное было то, что он увидел свою фамилию, написанную латинскими буквами, и понял, что произошло предательство.

А вот что Алексей Михайлович рассказывал нам про другие свои «международные встречи»:

«Англичане – народ довольно культурный, никакого насилия с их стороны не было. Они вежливо со мной разговаривали, и когда я не говорил, то не говорил – и всё. Потом ещё появились почему-то французы, эти оказались самыми паскудными. А ведь в своё время Франция для меня – это было всё! Я думал, что французы – это “свобода, равенство, братство”! То ещё братство! Скоты такие, что дальше некуда! Вот, они мне задавали какой-либо вопрос – я им не отвечал. Так потом этот же вопрос мне задавали южноафриканцы, которые били. Таким образом – ты нам не хочешь отвечать, попробуй не ответь им…»

Почувствовать на себе это французское скотство было очень обидно. То ли дело хамство почти что «родного» человека, земляка – пускай и бывшего. Вот что рассказывал Алексей Михайлович о такой встрече: «Из Израиля прибыл одессит Жора со своим детектором лжи. Начал с оплеухи. В ЮАР, между прочим, к нему с презрением относились».

Ну, как бы они там ни относились, но, конечно, без представителя «Шин-Бет» – Общей службы безопасности Израиля, которая занимается контрразведкой и обеспечением внутренней безопасности, – обойтись было невозможно. Впрочем, это мог быть и «Моссад», то есть Ведомство разведки и специальных задач, – собеседники Козлова ему не представлялись, считая, что «русскому шпиону» достаточно знать их национальную принадлежность. Так как «пасли» «Дубравина» довольно долго и весьма квалифицированно, то было известно, что он не раз посещал и Израиль, ну и к тому же Израиль являлся, пожалуй, ближайшим соратником ЮАР в деле создания атомной бомбы. Так что «расколоть» советского нелегала израильтянам хотелось отнюдь не из праздного интереса – у них к нему было очень и очень много самых разных вопросов. Однако выбор присланного сотрудника был сделан весьма неудачно – хотя, думается, что и удачный выбор принёс бы не больше пользы, так как Алексей Михайлович никому ничего не сказал…

С «Дубравиным» работали представители разведок и контрразведок из семи различных стран – сколько конкретно спецслужб они представляли, этого мы сказать не можем, потому как и сам Козлов не мог этого знать. У каждого из них были к нему свои особенные вопросы, связанные с его пребыванием в их странах, но все вместе они желали его перевербовать, сделать своим «кротом», двойником, внедрённым в советскую разведку. Когда же стало ясно, что этого не получится, то из него пытались выколотить хотя бы информацию о том, с каким заданием он прибыл в ЮАР, что делал, выяснить методы и способы работы советской разведки.

Но не помогли ни допросы, ни соблазнительные предложения, ни пытки. Бессильным оказался и детектор лжи. «Дубравин» выдержал всё. Он оказался сильнее всей той своры, что окружала его. Вот уж явно, когда он учил в школе чеканные стихотворные строки «Гвозди бы делать из этих людей…», то никак не мог подумать, что это было сказано именно про него самого…

Не нужно, однако, полагать, что с приездом «представителей иностранных государств» режим содержания «A. M. Kozlov» был изменён в лучшую сторону. Нет, скорее наоборот: продолжались и физические истязания, и пытки бессонницей, и периодически «трансляция» магнитофонных записей. К тому же теперь он был переведён в центральную тюрьму Претории, в одиночку, камеру смертников. Притом тюрьма эта была «элитной»: если в застенках контрразведки, точнее – NIS, сидел кто угодно, то тут было «For whites only», и хотя чёрные в этой тюрьме также появлялись, но ни один из них отсюда живым не вышел. Сюда их привозили только затем, чтобы повесить. Казни осуществлялись каждую пятницу.

И опять – рассказ Алексея Михайловича: