26 декабря 1917 года.
Военный эшелон специального назначения Асхабад-Ташкент.
Ночь.
Эшелон краснобантовых стрелков из Ташкента в Асхабаде не задержался.
В одни сутки вооружённые уполномоченные представители Туркестанского Совета солдатских и рабочих депутатов (большевиков) исполнили свою основную миссию: арестовали и везли в Ташкент практически весь состав персонала Управления Закаспийского отделения Средне-Азиатской Железной Дороги. С экономической независимостью Закаспийской области от Туркестанского края было покончено одним ударом.
Заодно были «подчищены» не только Асхабадские провиантские склады, но и подвалы Закаспийского (Асхабадского) филиала Туркестанского (Ташкентского) отделения Государственного банка Российской Империи.
Ну, как юрист по неокончено высшему образованию, должен уточнить: сам не видел, в руках не держал, но «краснобантовые» в вагоне не стеснялись, наперебой похваляляясь своими мародёрскими подвигами. Под водочку виноградную Асхабадского винзавода купца Петроса Лазаревича Ованесяна и копчёную баранью колбасу из неприкосновенных запасов армейских складов.
Нет основания, не доверять признаниям непосредственных участников акции.
От предложенного стакана водки я отказался, вежлибо буркнув, якобы спросонья: «У меня язва, третью ночь спать не даёт». Мой сопровождающий не принял приглашения тоже.
Это было ошибкой. И не единственной.
Минут через двадцать меня спустили с третьей полки толчком в ребро стволом винтовки.
В лицо свет железнодорожного фонаря. Хриплый мужской голос с южнорусским выговором:
– Точно, как от бабы одеколоном пахнет. Выбрит, с усами, и морда не пролетарская. Откуда такая птица в эшелоне спецназначения? Документы!
Двое сзади уже крепко держали меня за локти. Третий шарил по карманам.
Голос моего сопровождающего, товарища Ремизова:
– Опусти фонарь, уполномоченный! Представься, прежде чем шарить по карманам товарища из революционного Петрограда!
Фонарь убрали.
Я рассмотрел человека, ткнувшего меня винтовкой в бок. Он вынул из рукава шинели сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его и, не давая в руки, помахал им в воздухе:
– Я есть начальник эшелона специального назначения, уполномоченный особого совещания Ташкентского Совета Солдатских Депутатов большевиков Цыганков-Коломиец.
Подумал, спрятал мандат и, сбавив тон, добавил:
– Меня в партии с пятого года знают. А вы кто такой, товарищ?
Ремизов протянул Цыганкову бумагу:
– Читайте сами!
Мой «мандат» прикрытия произвёл впечатление. Хорошо ещё, я успел зашить удостоверение от Джунковского в голенище сапога. Погон подполковника с собой не взял, остерёгся. Не захотел повторения ситуации с перстнем Рами Радж-Сингха, отобранном в Бардхамане индусом-артиллеристом саиб субедаром, заподозрившем во мне шпиона, при «мобилизации» в 14-м году. Такие вещественные «ключи-пароли» хороши лишь для авантюрных романов, любимых юнкерами и гимназистами. В сегодняшней ситуации погоны подполковника стали бы для меня хорошим пропуском на тот свет. Впрочем, Джунковский предполагал, что я на этот крючок не попадусь. Просто хотел меня побаловать. А если и Мак’Лессон тоже?!
Цыганков-Коломиец читал мой мандат по слогам:
«Петроградский комитет РСДРП (б).
23 ноября 1917 года. № 209.
МАНДАТ.
Предъявитель сего товарищ Краснопольский Александр Павлович является:
а). полномочным комиссаром «Всероссийского бюро фронтовых и тыловых военных организаций при ЦК РСДРП(б)» по особым поручениям;
б). военным корреспондентом ежедневной большевистской газеты «Солдатская правда».
С полномочиями беспрепятственного передвижения по всей территории России.
Предписывается: Руководителям Советов РСДРП (б) оказывать содействие Предъявителю МАНДАТА в исполнении им своих обязанностей.
Подпись: Н.И. Подвойский
Народный Комиссар по военным делам
Мандат действителен по 31 декабря 1919 года».
По прочтению, Цыганков-Коломиец аккуратно свернул МАНДАТ и протянул его мне:
– Вижу, вы человек образованный, но не военный. Такие документы должны держать только при себе. На сердце. Мало ли, что с вашим сопровождающим бойцом случиться может. Отстанет, не приведи, от поезда… Как вы потом без мандата? Ведь и расстрелять по ошибке могут.
Пригласил к себе в купе. С сопровождающим, конечно. Пока шли в «гости», успели заметить: нашего гостеприимного «уполномоченного» «ведут» четверо весьма лихого вида молодцов в чёрных бушлатах и матросских бескозырках. У двоих на лентах бескозырок надписи золотом «Царь», у третьего – «Царица», у четвёртого – «Москва». И у каждого на груди красный бант. Революционная Аму-Дарьинская флотилия. Личная охрана уполномоченного Цыганков-Коломийца!
И наш конвой.
Понятно, мы очень аккуратно взяты под стражу.
Пришли. Конечно, не купе. Просто первое плацкартное отделение, затянутое от всего остального вагонного пространства брезентом. Два пулемёта «Гочкиса» у окон справа и слева без станков. Пулемёт «Максим» на станке с бронещитом направлен стволом в вагон. Не мало.