Прошли, присели. На столике появился большой медный чайник с кипятком, малый фарфоровый заварной. В китайские пиалы, расписанные драконами и золотыми рыбками, разливается зелёный чай. Водки нам уже не предлагают.
Пьём чай, беседуем.
Цыганков-Коломиец больше говорит сам. Выговаривается.
Похоже, поверил легенде. Не прочь рассказать о своих подвигах. Что ж, послушать можно. Где и когда ещё прочтёшь о Ташкентском октябрьском революционном перевороте.
Для затравки к беседе начальник эшелона задал мне простой вопрос:
– Товарищ Краснопольский! Вот, вы комиссар, да? Время у нас новое, слов много новых, у начальников должности разные по-разному называются. Усматривается некоторый разнобой, не всегда простому человеку понятный. А русскому человеку понимать обязательно нужно, чем президент от секретаря либо от комиссара отличается. Пользуясь случаем, без обид, хотел бы и свою политграмотность повысить. Вот, читал ваш мандат. Там в комиссарах и товарищ Подвойский по военным делам, и вы комиссар, Александр Павлович – военный корреспондент. Уже не понятно малограмотному, кому какую честь оказывать. Расскажите!
– Разница большая. Подвойский – Народный комиссар, член Правительства – Совета Народных Комиссаров, по старому – Военный Министр. А я – сошка поменьше, всего-навсего, его уполномоченный представитель по вопросам массовой агитации, военный корреспондент. Просто комиссар. Порученец. Слово это пришло в Россию революционную из прошлого, из Революционной Франции века восемнадцатого. А происходит оно от латинского слова «missio» – миссия, что переводится, как «задание или поручение». Отсюда – «комиссар» – это человек, действующий по поручению. Человек такого ранга, как Подвойский, действует, по поручению всего народа, потому и должность его – «народный комиссар».
Цыганков-Коломийцев слушал, разинув рот. Потом сказал:
– Вам бы, Александр Павлович, у нас на митинге выступить. Очень многим одним дельным словом сумели бы мозги вправить. А то брехунов много, не могут внятно мысль до народа донести, из нагана в воздух сажать начинают. С наганом и дурак умный пока патроны есть, а у противника свой наган не появится. Тогда ума вообще не нужно. Я, почему о комиссарах речь завёл? Может, вы не в курсе, что и последний Туркестанский генерал-губернатор Алексей Николаевич Куропаткин был назначен Керенским Главным Комиссаром Временного правительства в Туркестане. Конечно, после отречения императора Николая Второго и брата его Михаила от престола Российского. Теперь понял, у большевистской власти чины комиссаров сохранились. Тогда почему я не комиссар? У меня тоже миссия была в Закаспий, и поручение народов Туркестана я выполнил успешно. А я всё – уполномоченный да уполномоченный. Но, по сути – комиссар же? Несправедливо! Я вам всё расскажу. Напишите статью для нашей «Солдатской» газеты. А придётся с самим Военным Комиссаром разговаривать, так и ему всю правду расскажете. Выпьем за правду?!
Я сказал:
– Выпьем!
Уполномоченный Цыганков-Коломиец постучал ладонью по столику, приказал:
– Пантюшин! Водки и чего-нибудь!
Ответа не дождался. Встал, направился к выходу из своего командного плацкарта. На выходе споткнулся о пулемёт, чертыхнулся. Сказал:
– Я сейчас. Спит, поди, моя братва. Никакой дисциплины. Вернёмся в Ташкент – всех под военно-революционный трибунал!
Вышел.
Я нагнулся к Ремизову:
– Господин капитан! В Мерве этот «Цыганок» свяжется по телеграфу с Ташкентом, попросит «пробить» комиссара Краснопольского. Сразу ему ответ не дадут, запросят Петроград. К нашему приезду успеют получить справку. В Ташкенте нас арестуют. Нам до Мерва ещё часа полтора при таком темпе движения. Что будем делать?
Ремизов ответил:
– Мы выйдем на 12-м километре ранее станции Мерв. Нам Ташкент не нужен. Евгений Фёдорович ждёт нас в резиденции Махтум-Кули-хана. Четыре версты от Мерва на Мургабе. У нас пятьдесят минут до полустанка Шатлык. Он в 24-х километрах от Мерва. Не пропустить бы. Ровно через 16 минут после Шатлыка должны сойти на полном ходу. Сможете?
Я улыбнулся. Господи, помилуй! Снова ночь, поезд, впереди Мерв и вопрос: «Сможете?»! Всё повторяется, но на новом витке жизни и истории.
Ремизов счел мою улыбку знаком согласия.
Вернулся Цыганков-Коломиец в сопровождении своего телохранителя в бескозырке с надписью на ленте «Царица». Вдвоём принесли полведра соленой капусты, два кольца копчёной колбасы, белую голову армянской брынзы и четыре бутылки водки.
Матросик уже был в подпитии.
– Выпьем?
– Выпьем!
– А за что?
– За кого! За комиссара Цыганков-Коломийца, нашего начальника эшелона!
Хозяева положения выпили.
Я поднёс свой стакан ко рту, вдруг сделал вид, что в чёрном провале окна вижу нечто. Цыганков-Коломиец и его матрос с «Царицы» тоже уставились в окно. Я успел вылить водку за воротник на собственную грудь. Хороший компресс в холодную декабрьскую ночь в песках Кара-Кумах!
Ремизов успел последовать моему примеру.
Закусили, разлили по второй.
– Выпьем?
– Выпьем!
– А за что?