Хроники ротмистра Кудашева

Обед затянулся. Чар-хаким явно не торопился покинуть дастархан и предложить высокому гостю лицезреть намеченный судебный процесс либо даже принять в нём участие.

Для меня присутствие на обеде - пытка.

Хаким предупреждён: Гюль Падишах-Сейид принимает пищу раз в сутки после захода солнца. Очень скромную: кусочек лепёшки, комочек варёного риса, несколько сухих фруктов. Пиала чистой воды. Воздержание - обет праведника. Силу хазрету даёт вера, не пища.

Таков мой публичный образ. Образ, достаточно хорошо известный в Афганистане. Созданный ещё лет пятнадцать назад капитаном Британской Армии Индии Аланом Фитцджеральдом Мак'Лессоном. Образ, хорошо мне знакомый не понаслышке.  Правда, маску из серебра Джунковский приобрёл ещё до войны в Санкт-Петербурге на каком-то дворцовом благотворительном аукционе. Работы придворного ювелира Петра-Карла Густавовича Фаберже. Пригодилась. Впечатляет, прикрывает. Действует.

Чар-хаким вёл себя сдержанно. Не был назойлив, с угощеньем не приставал. Однако, моя свита, вернее – Гюль Падишаха, воздержанием себя не обременяла. Каждый ел и пил за двоих.

После полудня где-то в городе прогремел взрыв.

Я глянул на часы. Двенадцать пятнадцать ташкентского времени. Нет, это не смачный звук выстрела пороховой пушки. Это мощный сухой удар взрыва динамитного патрона.

Гости вздрогнули.

Чар-хаким взглянул на своего сардар-бека. Тот поспешно покинул пиршественный зал.

Вернулся через минуту, прошёл бочком вдоль стены, что-то сказал на ухо своему повелителю.

Чар-хаким хлопнул в ладоши.

В зал вошли музыканты.

Бубен-дойра, флейты-туйдуки, одиннадцатиструнный тар, персидская смычковая кеманча. Красавец юноша с выбеленным лицом, нарумяненными щеками и подведёнными сурьмой глазами и бровями с таром в руках девичьим голосом пел один за другим дестаны о подвигах богатыря Рустама, кознях злых джиннов Турана, о величии и предательской сущности неблагодарного правителя Ирана  злобного шаха Кай Ковуса.

_____________________________________________

*  Прим. Авт.

– Рустам, Кай Ковус – герои «Шах-Намэ»  –  «Книги царей» персидского поэта Фирдоуси (Хаким Абулькасим Мансур Хасан Фирдоуси Туси). «Шах-Намэ»  –  памятник персидской литературы, национальный эпос иранских народов.

_____________________________________________

Я снова достал часы: четырнадцать двадцать.

Начал нервничать. В эти минуты понял, как мне дороги мои капитан Ремизов и хазареец Асфандиёр-бек. Пора бы появиться на пиру кому-нибудь из них.

Чар-хаким довольно бесцеремонно потрепал своей сальной ладонью по моему плечу, оставив след и запах бараньего сала на белоснежном миткале. Сказал мне на ухо:

– Не стоит волноваться, уважаемый брат мой Гюль Падишах-Сейид! Бог Велик!  Мои люди в подобных делах не делают ошибок.

Я не ответил. Не Гюль Падишахское дело – вести застольные беседы с хумаракешами!

_____________________________________________

* Прим. Автора.

Сленг. – Хумаракеш – наркоман.

_____________________________________________

В зал вошёл хазареец Асфандиёр-бек.  Низко поклонился всем присутствующим. Отдельно – чар-хакиму. Потом мне. Несколько раз кивнул головой. Сверху вниз. Это означало: «Свершилось. Путь свободен».

Я поднялся со своего места. Оглянулся на правителя. Чар-хаким шептался со своим сардар-беком. Улыбался. Что ж, хорошо. Пора и честь знать.

Начал прощаться с чар-хакимом и его гостями. Один за другим они подходили, целовали конец длинного рукава халата левой руки. Правой рукой я прикасался ко лбу прощающегося. Благословлял. Не говорил ни слова. Этого было достаточно.

Через полчаса я со своей свитой благополучно покинул Ишкашим. Чар-хаким со своей стражей сопровождал меня с версту. Потом простился ещё раз и вернулся в город.

По дороге, ведущей в горы, назад в Ишкашим возвращались конные стражники чар-хакима. Многие из них шли пешком, ведя коней в поводу. Их кони были нагружены мешками-чувалами, набитыми какими-то шарообразными предметами, похожими на кочаны капусты, скрытыми мешковиной.

Из мешков на землю капала кровь.

*****

Асфандиёр-бек молчал. А я, признаться, боялся задать ему простой вопрос.

Ударил коня камчой. Пошли вскачь.

Придержал коня минут через сорок. Пошли шагом. В конце концов, я сошёл с коня, бросил поводья своему конюшему-текинцу. Хазареец тоже спешился. Пошли по берегу Пянджа. Я смотрел и не видел его мутные буруны, не слышал рёва воды. Наконец, остановившись, крепко взял хазарейца за локоть. Посмотрел в его сощуренные жёлто-зелёные, как у камышового манула, глаза. Приказал:

– Докладывай. Начни с конца. Каковы наши потери?

Асфандиёр сказал просто:

– Раненых нет. Один убит. Текинцы отказываются идти дальше. Требуют расчёта.

Я знал, кто погиб.

Был бы счастлив, услышать от хазарейца, что ошибся.

Асфандиёр продолжил:

– Погиб караван-баши Ремиз-бек. Он совершил ошибку. В бою не убил русского сапёра. Начал с ним разговаривать.

– Теперь подробно, до мелочей!

Вот что я услышал.