Хроники ротмистра Кудашева

Как бы мне взглянуть на самого себя со стороны? Неужели это я, русский казак Кудашев Александр Георгиевич? Офицер для особых поручений подполковник нелегальной Туркестанской Военной Организации по приказу своего прямого начальника генерал-майора Джунковского, в тёмную, прикрывший экспроприацию золота Российской Империи?! Отданный в службу далеко-далеко за Гиндукуш в Гималаи неизвестно кому и на какой срок до лучших времён… До первой команды на русском: «Подполковник Кудашев! Ко мне бегом!»!  Подполковник? По приказу, подписанному каким-то ташкентским временщиком? Даже не ротмистр. Уж этот чин заслужен ценой собственной крови. Ан, нет. Незабвенный Николай Александрович чина лишили в целях конспирации, а вернуть, как было обещано, не удосужились. Что осталось? Россия осталась. А в России дом и семья. И собственное живое сердце тоже там. Не здесь, не в Гималаях. Не в каменном хлеву с кормушкой, набитой золотом в количестве, что и ломовой лошади не свезти!

Я на этом празднике в Киштвари просто гость. При мне грум-агнирашир. Юноша лет шестнадцати. Привёл в поводу двух тибетских пони. Что-то сказал мне на киштвари – смеси древнегреческого, фарси и хинду. Или это археоарийский? Показал рукой на лошадок, а потом обвёл раскрытой ладонью по окружности кальдеры. Я понял. Ответил на русском: «Не сегодня». Он тоже понял. Хлопнул себя по груди рукой и представился: «Ясон!». Я ответил с тем же жестом: «Александр». Познакомились.

Гуляли по посёлку, носящему имя «полис». Как и всё вокруг полис носил имя Киштвари. Ущелье Киштвари, река Киштвари и люди – тоже киштвари, или агнираширы.

Полис, в основном – пещерный город, но по обеим сторонам кальдеры от подножия до высоты трёх-четырёх этажей в европейском понимании сакли из камня и сланцевой плитки. Архитектура проста, диктуется самим строительным материалом. Такие сакли можно увидеть и на Кавказе, и в горах Памира.

В свете уже поставленной Мак’Лессоном задачи, меня больше интересовали люди. Уже в первый час наблюдения появился некий информационный материал, который потребовал обработки. Ещё не осознавая важности сделанного открытия, я интуитивно начал исследование, которое в полном объёме было бы под силу только профессиональным учёным этнографам, врачам, антропологам. Но мой собственный профессионализм разведчика-наблюдателя меня не подвёл. Попала в поле зрения некая странность, не вписывающаяся в общую картину окружающей действительности – мозг тут же выхватил эту информационную составляющую из её среды и запомнил её. А если эта «странность» появилась вторично? Это означает одно: случайность исключена. Стоит поискать третий случай. Четвёртая, пятая странности, обладающие общими признаками, и стало возможно начинать выстраивать закономерность явления, как часть объективной действительности, которую ранее никто не замечал.

Эврика! Нашёл! Этим словом Архимед ознаменовал своё открытие. Одно из немногих слов на древнегреческом языке, известное всему миру.

В десятый раз убеждаюсь: правильно сформулированный вопрос уже несёт в себе правильный ответ. Не поставил бы Мак’Лессон мне задачу, не родилась бы в моей голове концепция, определившая политику Мак’Лессона и мою собственную судьбу на многие годы вперёд.

За ночь концепция была окончательно сформирована. Мне было с чем явиться к нему на официальную аудиенцию. Я впервые почувствовал сам себя готовым к сотрудничеству на правах советника.

Вина не пил. Не до праздников. Вечер провёл при свечах за письменным столом. Но поутру не торопился передавать свои записки Мак’Лессону. Пока у меня было больше вопросов, чем ответов на них. Но знал, что на верном пути. Истинные открытия начинаются именно с вопросов. И этот каскад вопросов был задан. Правда, вопросами на вопрос.

Назначенная мне аудиенция прошла в конфиденциальном режиме. Без помпы. Просто вместе позавтракали. Начали по-английски, закончили по-русски.

Овсянка на ячьем молоке, ломтик поджаренной ветчины, гренки, чёрный чай с молоком и перцем, овсяные медовые коврижки – «паркин».

Мак’Лессон разговора не начинал, ел молча. Просматривал газеты.

Я тоже не торопился, соблюдал субординацию. Отдал должное аристократическому завтраку. После кафиристанской вяленой козлятины и поджаренного проса овсянка показалась манной небесной.

Наконец Мак’Лессон поднял на меня глаза.

Спросил:

– Ну-с, Александр, как сегодня вам наша погода? Выходили уже на воздух?

Я ответил:

– Погода чудная. Солнце. Воздух Киштвари можно было бы продавать в Лондоне по шиллингу за галлон! Ваши мальчишки гоняют голубей. Не рискуете потерять кафиристанский подарок?  Почтовых сизарей? Улетят голуби назад в свой родной Кафиристан, останетесь без голубиной связи.