В самой большой чаше бериллы. Светлые зеленовато-жёлтые кристаллы от мельчайших камешков до размером в палец. Размер не важен, все пойдут в мельницу, потом в горн. А бруски чёрной бронзы – в метрополию. Металл войны. За него Лондон платит золотом.
В иных чашах – зелёные гранаты и изумруды. Ну, в Индостане они не дорого стоят. В самой маленькой чаше – алмазы. Мелкие камешки, далеко не «чистой воды». Они не для ювелирных украшений. И не для «Де Бирса». До войны их покупал герр Крупп для своих металлообрабатывающих станков. Без алмазных резцов и фрез производство замковых механизмов высокой точности подгонки для современных стальных орудий невозможно. Эти алмазы – большой секрет. Тоже сырьё стратегического значения. Но не единственное. Подземные содовые озёра кальдеры позволяют добывать из их глубин металлический натрий. Ещё во времена византийских императоров Киштвари поставлял металлический натрий, имеющий способность к самовоспламенению, для производства знаменитого «греческого огня». В Европе металлический натрий научились выплавлять из его гидроксида только в начале девятнадцатого века. Халдейским магам этот секрет был известен наравне с электрическими батареями ещё в библейские времена. В Ветхом Завете прямо об этом не говорится, но эффект самовоспламенения кострища, залитого водой, описан очень эффектно.
Но не только камни – основа процветающей, но достаточно примитивной производственной экономики Киштвари. Для грамотного и деятельного человека работы здесь хватает.
Но это только одна грань бытия. Есть и другая: безопасность этого маленького мира.
Всякая экономика, всякая деятельность, приносящая прибыль должны быть надёжно защищены. И они защищаются.
Вот и раскрыты тайны деятельности неуловимого и загадочного Гюль Падишаха.
До сих пор поражаюсь: как хватало одного Мак’Лессона на всё это хозяйство? А ведь хватало. И на производственную деятельность, и на хозяйственную. На политику, как на внутреннюю, так и на внешнеэкономическую. На безопасность собственного княжества и на службу Его Величеству Королю Соединённого Королевства Великобритании, Ирландии и императору Индии…
За год, проведённый в Киштвари, я так и не увидел в окружении Мак’Лессона царедворца, близкого к нему настолько, чтобы быть реальным помощником во всех его многочисленных видах деятельности.
К своему ужасу, я вдруг понял, что этим человеком волей-неволей я стал сам собственной персоной.
Задумался.
*****
Несчастен и достоин жалости человек, не по собственной воле расставшийся со своей родной матерью. Вдвое жалок несчастный сын, забывший о том, что он является лишь частичкой своей матери. Преступен сын, бросивший свою мать в годы голода, войны и разрухи. Но трижды преступен тот, кто не вспомнил о матери в новые годы достигнутого собственного благосостояния. И не в оправдание, а в вину его выставятся достигнутые им вершины жизненного успеха, о которых его мама даже не мечтала для своего сына. Но как многократно мизерен человек, по собственной воле потерявший свою Родину, забывший запах родного дома, вкуса молока, воды и хлеба, голос мамы, певшей ему колыбельную, слова родной речи, голос своего народа. Человек, потерявший землю, по которой учился ходить, на которой крепко встал на ноги. Человек, бросивший свою маму, свой дом, свою страну, выкормивших его, забывший их. Манкурт, лишившийся памяти детства, памяти предков, собственных корней, связующих его, мизерного, с большой страной и с её великой историей, с сопричастностью с ними.
В другой стране на чужой земле горизонты только кажутся шире, хлеб дешевле, а колбаса вкуснее…
Мать-Родина потеряла своего сына. Кто посмеет сказать, что она не скорбит о нём?
А как назвать такого сына, потерявшего не только память о своей Родине?!
Пожалеем его. И забудем о нём.
*****
Вроде, правильные мысли. Но не сшил ли я эту хламиду на самого себя? Пора принимать решение.
Задачу, возложенную на меня Джунковским, я выполнил. Отогрелся, отъелся, раны залечил, пневмонию с её последствиями из лёгких вытравил. Спасибо Киштвари и её горячим источникам. Курорт не может продолжаться вечно. Здесь тоже хлеб даром не ел. Никому ничего ни за что не должен.
Пора домой!
Выбрал время, пошёл на разговор к Мак’Лессону.
Начал разговор, вроде бы, ни о чём. Так, о жизни, о человеке, о предназначении. Тема вечная, неисчерпаемая. Не в первый раз между нами подобные беседы. Но, видимо, в этот раз проскользнуло в моих сентенциях нечто из собственных последних горьких мыслей.
Мак’Лессон человек чуткий. Очень скоро уловил, что меня гнетёт. Предложил покинуть рабочий кабинет и продолжить беседу в других апартаментах.