Хроники ротмистра Кудашева

Прошли подземной галереей, напоминающей по мастерству и отделке интерьера дворцовую анфиладу. Вощли в покои. В глаза сразу бросился портрет маслом в резной золочёной раме. Портрет из тех, что называют «парадными». С холста на меня смотрела молодая женщина удивительной красоты. Белая кожа, тёмные умные глаза, внимательный серьёзный взгляд, волна каштановых волос, яркие губы. Европейский женский костюм для верховой езды – «амазонка» лилового цвета. Коричневые лаковой кожи сапоги с позолоченными шпорами и белыми отворотами. В руках стек. Фон – древний индийский храм, с обветшавшими от времени колоннами розового камня, увитыми плющом. И выше храма – снежные вершины Гималаев…

Амазонка для верховой езды напомнила мне Уну. На секунду сжалось сердце. Я поневоле глубоко вздохнул. Хорошо, хоть слёзы не брызнули. Уже мог бы. Нервы…

Моё впечатление от портрета  Мак’Лессона для себя отметил, но расценил его по-своему.

Обнял меня, как брата, за плечо и тихо сказал:

– Моя мама. Принцесса Лали, как её звали в английском колониальном сообществе, пока она была женой капитана от кавалерии Первого уланского Бенгальского полка из состава Бенгальской конной дивизии кирасиров сэра Фитцджеральда Мак’Лессона, вынужденного покинуть полк после женитьбы. Его последним местом службы стало Таможенное Управление при администрации Вице-Королевства Индии. Тем временем в Киштвари междоусобная борьба за кидар Александра Великого обескровила династию Кризантосов по мужской линии. Совет старейшин решил разыскать принцессу Кризанзэ –  «Золотой цветок» –  с тем, чтобы возвести её на трон этого маленького княжества. В Киштвари она вернулась к тому времени вдовой леди Лали Мак’Лессон. Мама была далеко не той юной женщиной, которую мы видим на портрете, но я её помню только такой. В Киштвари мы приехали вместе. Принцессу леди Лали Мак’Лессон сопровождал я, в то время – первый лейтенант Алан Фитцджеральд Мак’Лессон, офицер  разведывательного отдела Главного штаба Индийской армии, служивший под началом подполковника Уилфреда Маллесона.

 Совет старейшин вернул принцессе Лали древнее эллинское имя, полученное ею при рождении, Кризанзэ – «Золотой цветок», которое в полном имени звучало как Кризанзэ Александрос Кризантос Мак’Лессон. Сам я тоже получил эллинское имя, под которым и был коронован знаменитым кидаром на княжество под именем басилевса Панкратайоса Кризантоса…

Мак’Лессон жестом пригласил меня покинуть помещение, которое, как я понял, было покоями его матери. Мы вернулись в деловой кабинет князя.

Мак’Лессон продолжил:

– Вот с того самого времени я, приняв на свою голову золотой кидар великого предка, только и стараюсь, чтобы его вес не свернул мне раньше времени шею. Полагаю, вы, Александр, уже прочувствовали тяжесть ответственности главы государства, даже такого крошечного, как Киштвари, перед своим народом. Да, я шотландец рода Мак’Лессон не только для генерала Уилфреда Маллесона и лорда Хардинга. Я могу быть Гюль Падишахом в Персии и в Афганистане, турком в Османской Империи и магрибинцем в Марокко. Но я киштвари по рождению, я – биологическая частичка своей матери, которую и в младенчестве называл не только «мамми», но и её нежным именем – Лали! И этот народ, это крохотное затерянное в Гималаях княжество – моя Родина!

Я молчал. Слушал.

Мак’Лессон сделал долгую паузу. Встал ко мне спиной. Смотрел куда-то в темноту.

Повернулся ко мне. Спросил:

– Хочешь уехать, Александр?

Я ответил коротко:

– Да, Алан.

– Вернёшься?

– Не знаю, Алан.

– Давай не будем решать этот вопрос в один час. На тебе уже лежит определённый объём работы. Мне нужно время, чтобы перераспределить обязанности среди моих людей.

– Я тоже не из торопливых, Алан. Я хотел бы иметь доступ к информации о положении дел по всей территории маршрута возвращения. А главное – о положении в самом Закаспии, в Асхабаде. Я беспокоюсь за свою семью, Алан. Я понимаю, что своим появлением, могу и на неё навести беду!

Мак’Лессон присел на кресло рядом со мной. Сказал: