Хроники ротмистра Кудашева

– Я к вам с рапортом об увольнении. Мне в этом году пятьдесят пять исполняется. Пора на покой. Мои контузии головными болями напоминать о себе начали.

– Оставьте рапорт. Я не буду возражать. Насколько помню, ваш юбилей двадцать второго октября? Ещё есть время. Проводим на пенсию торжественно, в долгу за вашу безупречную службу не останемся! Но сегодня, очень прошу, потрудитесь. Наш отдел на отчёте перед ЦК РКП(б). У руководства партии есть сомнения в целесообразности существования спецотдела. Постарайтесь быть на высоте.

– Постараюсь.

Прошли в зал. Я головой, как гимназист, не кручу, но интерьер рассматриваю с интересом. Мы либо в частном дворянском дворце, либо в старом привилегированном пансионе благородных девиц. Мраморные лестницы с перилами из дерева, с ковродержателями – медными  кольцами и медными штангами. Правда, уже без ковровых дорожек. Стены с лепниной художественной работы ещё хранят в своих проёмах светлые контуры когда-то висевших на них картин или зеркал.

В зале нас уже ждут.

На переднем плане человек шесть в штатском, в том числе и в военных френчах без петлиц и нашивок, и трое военных с ромбами и звёздами. Ого! За десять лет службы впервые придется выступать перед такой представительной публикой. Стараюсь на них не смотреть. Лучше перед сеансом не встречаться глазами с лицами, изначально настроенными на негативное восприятие опытов.

Бокий занимает за столом крайнее левое место. О чем-то в пол голоса разговаривает с товарищами. Потом обращается ко мне:

– Александр Георгиевич! Будьте любезны, поднимитесь на сцену. Покажите нам что-нибудь из последних опытов.

Поднялся на сцену. Встал спиной к залу, лицом к большому столу, покрытому белой больничной простынёй. Чувствовал себя препогано. Уже знал точно: добром этот сеанс не закончится.

Ассистент принес в эмалированной миске живую жабу. Вывалил её на стол. Жаба упала на спину, перевернулась. Ассистент легонько коснулся её спинки металлическим шпателем. Жаба прыгнула раз, другой.

Я поднял над жабой руку.

Этот приём я видел ещё в Лхасе на мистерии Цам.

Я не читал над жабой мантру «Гюн-чак сум-па» – «Восхваление Будде Шакьямуни», как это делал молодой лама в Лхасе. Не завершал сеанса гипноза традиционным «ом мани падме хум!». Это нечто внешнее, то, что помогает настроиться на волну объекта. Я уже умел настраиваться мгновенно. Но мне это умение всегда стоило сил. После каждого сеанса я буквально валился с ног от усталости.

Жаба замерла с открытыми глазами.

Ассистент осторожно двумя руками в перчатках положил оцепеневшую жабу в миску и понёс показывать высоким товарищам из ЦК и НКВД. Потом вернулся на сцену. Я поднял над жабой руку. Через двенадцать секунд она вышла из анабиоза и запрыгала по столу.

Аплодисментов в наш адрес не было.

Ассистент поймал подопытное животное и унёс его.

Я услышал голос Бокия:

– Александр Георгиевич! Второй номер, пожалуйста.

Практически те же самые манипуляции с какой-то несчастной уличной дворняжкой. Ладно, грех небольшой. От моих флюидов вреда ей не будет, но хоть покормят бедняжку сегодня досыта.

Снова команда Бокия:

– Что-нибудь, посерьёзнее!

На сцену вышел молодой мужчина в гимнастёрке с «кубиком» в петлицах. Явно – чекист. Смотрит на меня, не скрывая ехидной улыбки. Держись, Кудашев. Возможно, это твоё последнее представление. Пора заканчивать этот цирк. Известно же, для чего все эти игры. Ищут способ воздействовать на массы, мановением волшебной палочки, без прессы, кинотеатров, и песнопений. Без хлеба и зрелищ!

Я повернулся к «экзаменаторам». Во мне взыграл кураж. Кудашев снова в бою. А Кудашевы в бою, как рыбы в воде!

Обратился к своей высокопоставленной публике:

– Уважаемые товарищи! Хочу официально предупредить вас: предлагаемые вашему вниманию опыты гипнотического характера ни в коем случае не направлены на бесконтактное манипулирование объектом гипноза. Я не ставлю задачей заставить лягушку петь соловьём, а собаку – танцевать вальс. Это мне не под силу. Подобное возможно только в волшебных сказках. Я лишь демонстрирую возможность входить с испытуемым в бессознательное общение, в результате которого он будет в состоянии продемонстрировать нам свою истинную подсознательную сущность. Прошу внимания!

Обратился к испытуемому:

– Назовите своё полное имя, пожалуйста.

Военный несколько помялся, но ответил:

– Иванов, Иван Тимофеевич.

Я продолжил:

– Прошу слушать меня внимательно, Иван Тимофеевич. Сейчас я начну считать. Прошу повторять в уме числа, которые я буду называть. Когда я скажу «одиннадцать», вы уснёте и станете таким, какой вы есть, таким, каким вы всегда хотели быть. Ничего не бойтесь. Когда я вторично скажу «одиннадцать», вы проснётесь и забудете о том, что с вами произошло. Согласны?

Военный замялся. Посмотрел в зал. Видно, получил из зала знак своего командира. Ответил мне:

– Согласен!

Я поднял вверх руку:

– Внимание!

И начал считать четко выговаривая слова, делая секундные паузы между называемыми числами:

– Один. Два. Три. Четыре… Одиннадцать!

Спросил испытуемого:

– Вы меня слышите?

– Йя! – ответил военный.

– Назовите ваше полное имя!