Молодых, только что обвенчанных супругов, по выходу из храма ждали родственники новой сербской принцессы и товарищи по русскому оружию такие же, как и Марко Родович, молодые офицеры артиллерии Степнов и Рогожин, только что покинувшие госпиталь, где каждый отлежал более месяца с тяжёлыми контузиями и осколочными ранениями. Молодых посыпали пшеном и сфотографировали на память. Шампанское было приготовлено, однако, ни откупорить бутылки, ни выпить за здоровье и счастье молодожёнов обществу не пришлось. Ни на ступенях храма, ни в доме судовладельца и попечителя гимназии господина Яниса Вайвадиса, члена Городской Думы.
– Ахтунг! Ферботен! Отставить, господа! Запрещено! Сухой закон! – хриплый лающий голос на немецком и русском отдавал короткие команды. Перед свадебной компанией старый кавалерист в немецком мундире при стальном шлеме в брезентовом чехле и с тяжёлой бляхой фельд-жандармерии на груди. Седая недельной давности щетина на щеках, шрам во всю щёку. Кавалерийский карабин Маузера, опущенный стволом в брусчатку площади, в правой руке.
Продолжил:
– Господа забыли, с 3-го сентября Рига возвёрнута в лоно своей старой матери – Пруссии! Русские никогда в неё не вернутся. Но война ещё не окончена. Вы обязаны подчиняться германским законам военного времени. Приказываю: русским офицерам не оказывать сопротивления, сдать оружие и документы. Объявляю вас военнопленными. Обещаю сохранить жизнь, не подвергать физическому насилию, ваше личное имущество будет передано вам по окончанию войны. Лица гражданские могут быть свободны. Они могут подать жалобу, если она будет обоснована, в Кригскомиссариат. Если факты, изложенные в жалобе, не подтвердятся, виновные будут привлечены к ответственности за клевету!
Новообращенная Зинаида Иоанновна Родович плохо понимала, что говорит этот грубый неряшливый офицер на дурно пахнувшем коне с оружием в руке.
Когда к молодым вплотную тяжёлым шагом подошли два спешившихся кавалериста, Майга упала в обморок. Она не почувствовала прощального поцелуя, оставленного на её губах губами мужа. Больше она никогда его не увидела.
На следующий день княжна Родович стояла на площади у ступеней ведущих к тяжёлым дверям Кригскомиссариата, охраняемым двумя часовыми.
Отец вошел в здание с кожаной папкой в одной руке и с шёлковым цилиндром в другой. Вышел без папки. Без головного убора. С разорванным полуфраком от нагрудного кармана до талии. Попытался увести дочь домой. Тщетно.
Его единственная любимая Майга – Нежная! –осталась стоять перед Кригскомиссариатом на коленях. Весь день, весь вечер. Всю ночь.
Она ещё не знала, что отец её умер от острой сердечной недостаточности после полуночи, не произнеся ни одного слова.
Ближе к утру её разыскала старая кормилица – служанка, нянька, немка, выучившая свою дочку, как в мыслях называла Майгу, немецкому языку. Не увела, увезла на извозчике полумёртвую.
Через день Майга снова ушла из дома. Снова стояла на коленях перед Кригскомиссариатом. Снова история повторилась. И через день – ещё раз.
Военные немцы на коленопреклонённую девушку внимания не обращали. Граждане родного города обходили её стороной. Немецкий порядок подкреплялся казнями – виселицами и расстрелами русский военных шпионов.
На пятый день к Майге вышел фельдфебель. Сказал на немецком: «Твой муж русский шпион. Его нет в Риге, не стой здесь!».
Майга пришла в себя. Она поняла слова фельдфебеля единственно так, как их можно было понять в военное время. Её внимание привлёк камень в мостовой – треснувший пополам булыжник. Вцепилась в камень рукой, начала раскачивать обломок, вынимая его из кладки. Кровь из-под ногтей, но осколок в её руке. Фельфебель с улыбкой наблюдал за девушкой. Вот она замахнулась… Фельдфебель вынул из кобуры пистолет, направил его в Майгу и сказал: «Пу!».
Майга бросила в фельдфебеля камень. Камень до врага не долетел.
Утром её в окровавленном белье нашел на ступенях храма Рождества Христова русский священник. Так она снова оказалась в госпитале, организованном в странноприимном церковном доме. В доме, в котором она совсем ещё недавно работала добровольцем-санитаркой. В доме, в котором впервые встретила своего принца какого-то сербского княжества Марко Родовича, прапорщика артиллерии…
Неисповедимы не только пути Господни, но и свойства физиологии и психологии человека. Шок при аресте мужа, испытанный Майгой, ввергнувший её в состояние прострации, был, словно клином выбит шоком новым – насилием. Теперь она была наполнена не трепетным чувством первой любви, но великим новым чувством – ненавистью к врагам!
Каждый день к ней приходила кормилица. Жаловалась на постояльцев, заполонивших дом, на разорение. Кормилица сумела сберечь и принести Майге шкатулку с фамильными документами. Пачка писем, купчая на дом, аттестат, несколько фотографий. В том числе, и фото, сделанное в день свадьбы. Единственное фото Марко Родовича.