Хроники ротмистра Кудашева

– Я и спросила, – ответила Надежда. – Вокруг столько крови, страшно прожить жизнь с убийцей. Поверьте, я была необыкновенно счастлива, когда узнала, что Никита спас человека от расстрела! Именно в этот день я поняла, что люблю его. А сегодня Леночка мне всё о вас обоих рассказала. Господи, как романтично. Что там, Гомер, что там Дюма! Вы живые герои! Славные, добрые, благородные! Леночка зовёт Никиту братиком, как звала его её тетя, давшая ему свою кровь. Он теперь говорит, что не только Васильев, но немножко ещё и Найдёнов! Я так счастлива. Спасибо вам за всё!

– «Шимми»! – объявил конферансье.

– Я пас! – сказал Васильев, возвращая мне Леночку. – Эти скачки на службе надоели!

Вернулись за столик.

Разделились окончательно. Женщины сами по себе. У мужчин свой разговор.

Васильев продолжил:

– Материалы следствия, действительно, засекречены. Но официальное заключение однозначно: похищенное золото не найдено. Искали добросовестно. Но! Только по маршруту отступления банды прапорщика Осипова. На перевалах сотни красноармейцев и согнанных дехкан разгребали снежные заносы до скальных оснований. Находили трупы людей и животных, оружие, патроны, бумажные деньги. Все находки протоколировались, подписывались свидетелями. Но золота не нашли. Ни монетки!

Я решился на вопрос:

– Кто расследовал дело? Кто конкретно?

Васильев развёл руками:

– Не видел я «Дела»! И вряд ли увижу. Но прокачать участников следственной группы на персоналии мы можем. Со стопроцентной степенью вероятности. Методом исключения. Начинать?

– Не здесь, – сказал я. – Не сегодня!

– Кто нас может слышать? – Васильев иронически улыбнулся, качнул головой в сторону танцплощадки и пальцем постучал себя по уху.

– Нас видят, – ответил я. – Глухонемые могут читать речь по артикуляции губ.

Васильев возразить не успел.

Раздался оглушительный выстрел.

Почти в упор. Пуля прошла в узкую щель между нашими головами. Я инстинктивно рванул в сторону, опускаясь на колено, а правая рука уже выдернула из кобуры наган. Успеваю увидеть боковым зрением Надюшу, вцепившуюся в Никиту Александровича двумя руками, Леночку с закрытыми глазами со смертельно белым лицом.

И – прямо перед собой – человека с наганом, из ствола которого словно застыла в воздухе струйка дыма, а его левая рука почему-то очень медленно взводит курок для второго выстрела. Мой наган офицерский, курок самовзводный. Указательный палец одним нажатием на спусковой крючок и взвёл курок, и произвел выстрел.

Человек упал, не успев ответить.

Я обернулся. Васильев всё ещё пытался вынуть из кобуры скрытого ношения собственное оружие, но не мог разжать мёртвую хватку рук своей невесты, вцепившейся в него, закрывшей Никиту своим телом. Леночка сидит с закрытыми глазами, вцепившись трясущимися руками в столешницу. Хрустальные бокалы на столе звенят, словно колокола пожарной машины, спешащей по вызову. В ресторанчике шум, визг, плач женщины, обварившейся кипятком из сбитого пулей самовара за нашими спинами. Духовой оркестр на танцплощадке замолк, зато парк наполнился трелями свистков. Клаксоны милицейских автомобилей, долгий тревожный гудок с электростанции, что рядом с парком.

Я убрал наган в кобуру. Вряд ли кто успел разглядеть толком меня, стрелявшего. Обнял Леночку, прижал её к своей груди, целовал в щёчку, успокаивал. Васильев, наконец, усадил Надежду за стол. Снял цивильный полотняный пиджак, открыв на всеобщее обозрение свою гимнастёрку с двумя ромбами в петлицах. Пошёл  смотреть на убитого.

Публику словно ветром сдуло из ресторанчика. Но зеваки далеко не разбежались, стояли плотным кольцом. Глазели.

Подъехавшие на своих мотоциклетках патрульные милиционеры расталкивали толпу, освобождая проход для прибывшего начальства.

Васильев вернулся. Наклонился ко мне:

– Ну, ты, Кудаш-бек, даёшь! Знаешь, кому дырку в переносице сделал? Капитана пограничной стражи Усатого не помнишь, в таможне на станции Асхабад-Навалочная служил? Нет? Ладно. Проехали. Лучшим стрелком был на всю бригаду. Он не с нами. Ушёл со службы в 17-м. Мне, как-то, угрожал за измену расправой. Вот, выбрал момент неудачно.

К столику подошёл дежурный офицер ГПУ начальник службы вооружения Пономарёв. Увидев Васильева, подошёл к нему строевым шагом, попытался отрапортовать:

– Товарищ начальник…

– Не кричи, – тихо сказал Васильев. – Организуй труп в морг. Разгони толпу, но задержи и допроси двух-трёх свидетелей. Стрелял я. Из нагана нашего начальника бюро переводов. Своё оружие достать не успел, невеста помешала. Женщин наших в дело не впутывай. Убитый стрелял первым. Свидетели подтвердят. Его пуля в самоваре. Приобщи. Оружие не потеряй! Полагаю, терр-акт. С нападавшим не знаком. Вопросы есть?

– Пока, нет!

– Тогда иди, работай. Всё остальное – завтра. Я у себя буду.

С тем и разошлись.

От парка до Андижанской я нёс Леночку, как малого ребёнка, на руках. Она плакала, время от времени вытирала мокрые глаза о мои щёки, слабо целовала моё мокрое от её слёз лицо.