Хроники ротмистра Кудашева

Часто доносы срабатывали. «Борец за справедливость» въезжал в освободившуюся жилплощадь, мог подняться на более высокую ступеньку в иерархии должностей.

Как шутят между собой патологоанатомы – «каждый человек носит в собственном теле персонального червя».

С этим сверхактивным «балластом»  нужно было срочно что-то делать. Решение пришло само собой. Проблему решил взятый партией и правительством курс на индустриализацию и передачу в ведомство ОГПУ НКВД важнейших объектов народнохозяйственного строительства – каналов, шлюзов, металлургических гигантов, железных дорог, целых городов.

Место нашлось всем. И тем, на кого жаловались, и тем, кто жаловался.

Жизнь сама расставила все фигуры по своим местам. Наивно полагать, что эту игру продумал и сыграл один человек!

*****

*****

Бюро переводов – не последнее подразделение ГПУ. Первая награда, первая зарплата. Ужин в коммерческом ресторане. Первая кровь.

*****

*****

От размышлений общего характера пора переходить к описанию конкретных событий.

Полторацк. 7 июля 1924 г.

Со дня последнего разговора, дня подписания мною обязательства перед Страной Советов военной присягой, я не видел Васильева две недели. Ходил на службу. С Председателем Туркменского областного ГПУ Петровым Тимофеем Акимовичем изредка сталкивался в коридоре, но никогда за руку с ним не здоровался, не разговаривал.

Начал привыкать к рутине служебного бытия.

Операм и следователям, ведущим допросы в тюремном корпусе, я, как человек Васильева, на дух не был нужен. В его отсутствие я получил предписание, подписанное самим Петровым, регламентирующее мою работу со следственным аппаратом – только по специальному вызову. Не протестовал. Как сказал бы  Максим Аверьянович Баранов: «баба с возу – кобыле легче!». Документы на перевод получал в рабочем режиме. Справлялся.

Кучу рукописных арабской вязью бумаг, сваленных, как попало, в угол нашего кабинета архивариусом ГПУ, разобрал. Каждый листочек был пронумерован, внесен в журнал учёта. Архивариусу пришлось в журнале расписаться. Самый беглый просмотр документов выявил: большинство из них написаны на туркменском и узбекском языках, меньшая часть на персидском и семь листов – на арабском.

Переводы с туркменского и с фарси особых трудностей не доставили. Для себя отметил одну особенность: бумаги, в основном письма, написаны профессиональными писцами, почти не делавшими ошибок. Даже почерки мало разнились между собой. Здесь так, или грамотен, или нет!

По-арабски я смог прочитать только имя Всевышнего, достаточно часто упоминаемое в текстах. Простите, не владею.

Узбекский язык, хоть с туркменским и одной тюркской группы языков, но попробуйте, для примера, со стороны уловить связь между этими фразами: «кель манда!», «гель бярик!», «галь бура!». А, между тем, узбек, туркмен и азербайджанец прекрасно поняли бы эту фразу на трёх языках. На русском она означает: «Иди сюда!».

Ну, «галь бура», это семечки. Ясное дело, приходилось переводить документы более сложные, в том числе и написанные на «птичьем» языке. Примерно так: «От последнего рамазана отсчитай шесть лун и четыре заката. На следующем рассвете пусть конь твой напьётся воды из колодца, где мы поили своих коней, когда умер старый Максуд-Али. Там встретятся все благочестивые потомки Шамшир-Бобо! Машалла! Во имя Всевышнего, Милостивого и Милосердного! Бог Велик!».

Перевести, переведёшь, начальству работу сдашь. А в ответ: «И что всё это может означать? Верблюду понятно: басмачи в некое прекрасное утро собирают силы в некоем условленном месте. Готовят операцию, стягивают конницу! Источник воды обязателен. Где и когда, Александр Георгиевич? Где?! Когда?! Прошу через час доложить. Идите, работайте!».

И с такими шарадами справлялся. Научился делать расчёты и по мусульманскому календарю, и по ассирийскому (курды пользуются). А уж место сбора иными расчётами выявлялось. Источники-колодцы в Туркмении наперечёт. Все под контролем. Без воды – никому и никуда! Правда, именно в этом документе автор допустил непростительную ошибку - назвал имя собственное. С реальным Шамшир-Бобо у меня пять лет назад свой расчёт был произведён. Далее проще было. У каждого авторитета своя территория!

Тем не менее, с узбекским письменным были сложности. С документов на нём толкового перевода сделать не мог. За перевод расписываться нужно. За текстом – оперативная информация. Информация военная, секретная! Ответственность… С таким же успехом англичанин, владеющий с грехом пополам русским, переводил бы с малоросского!

Пришлось писать докладную.

Вот когда я оценил работу начальника отдела кадров. Через день в моём кабинете начал работать молодой узбек-чоновец Садык Азимов, успевший не только проявить себя в боях с басмачами на Тахта-Базарском участке, но и два года проучиться в Самаркандском медресе.