Хроники Шеридана

…И снова ему стало казаться, что эта битва никогда не кончится, и что он и не жил вовсе другой жизнью, а так и был здесь всегда! Члены его налились свинцовой усталостью, ещё немного – и он рухнет вниз, в эти жадные пасти, и тьма сомкнётся над его головою навсегда… Но пришел рассвет.

О, господи! – он забыл даже о том, что в мире есть день, есть солнце. Вытирая испарину со лба, он увидел, как в предутреннем дрожащем тумане стремительно возник, протянувшись от небес до земли, яркий конус света – прямо в кольцо догорающих огней. Он просуществовал всего краткий миг – и исчез.

– Отстояли!.. – выдохнул человек рядом с ним.

Но был ещё и труп покойного.

До него тоже нашлись охотники. Едва тело предали земле, как тут же – не стесняясь ни людей, ни белого дня, – пришлёпали, таща животы по земле, три белёсые, в огромных бородавчатых наростах, жабы. Ростом выше людского, с бессмысленными тупыми мордами, они рядком уселись неподалёку от того места, где высился могильный холмик, и застыли, не мигая, точно каменные. За их спинами топорщились чёрные перепончатые крылышки.

– А этим чего?!. – спросил Гилленхарт, чувствуя, как в нём снова закипает злость.

– Сейчас будут его из-под земли вызывать, – сплюнул старик. – Может, и не получится, вон какие цепи на него надели! Но если выманят, то уведут с собой. Продадут какой-нибудь нечисти в работники, и будет в горах самоцветы добывать, пока не рассыплется на ходу. Или воевать заставят… – Но ведь душа его уже на небесах!

– А этим она без надобности. Им раб нужен.

Гилленхарт увидел, что земля на холмике зашевелилась, будто под ним кто-то пытался выбраться наружу. И тут на него словно что-то нашло!

– Нет уж, не бывать по-вашему! – взревел он, замахиваясь на бородавчатых истуканов. Те даже не пошевелились. – Не бывать! – и повинуясь какому-то наитию, оглядевшись, стремительно подобрал с земли две толстые ветки, – глаза его лихорадочно искали ещё что-то. Не найдя, стащил с себя рубаху и зубами рванул её край.

Люди с удивлением наблюдали за его действиями, а он лихорадочно мастерил из веток крест, скрепляя их между собой оторванной от рубахи полоской. Дрожащими пальцами затянув последний узелок, он быстро подошел к могиле, и с размаху воткнул крест в вершину холма. Упав перед ним на колени, он взмолился, протягивая сложенные ладони к небу:

– Господь Всемогущий! Прошу тебя, Господи, останови это!.. – и губы его сами зашептали молитву, чьи строки он повторял тысячи раз.

Он помнил их с детства. Долгие, долгие годы он повторял их машинально, заученно, не вдумываясь в смысл, не осознавая того скрытого, что таилось в них, – просто как стих, как формулу, как заклинание. И только теперь иссушенные губы ощущали каждый звук, составляющий эти слова, так, будто они были рождены прямо сейчас – в их первозданной силе и чистоте. Тонкая скорлупа слов – оберег, данный Свыше, – крепчайшая защита от того, что именуется Злом.

И земля перестала шевелиться… Поднявшись с колен, – люди взирали на него с благоговением и страхом, – он увидел, что бородавчатые гады исчезли. После тризны, больше похожей на праздничный пир, – люди ведь радовались победе! – братья, что привели их в деревню, преподнесли Юстэсу белый плащ, искусно выделанный из кожи какого-то животного.

– Люди спрашивают, – сказали они, – не хочешь ли ты, колдун, остаться? Умерший был здесь набольшим. Они хотели бы тебя на его место.

– Я не колдун! – с сердцем отвечал Юстэс. – И остаться здесь я не могу.

– Тогда научи нас защищать наши могилы! – потребовали они.

– Что мне сказать им? – растерялся юноша, невольно ища поддержки у Ла Маны.

– Освятить клочок земли за оградой – и пускай там хоронят… – предложил тот.

– Я – воин, а не священник! – запальчиво возразил Гилленхарт. – Я сражаюсь во имя Господа, но проповедовать и отправлять требы… Смею ли я давать этим людям напрасную надежду?

– Почему нет? – с всегдашней своей ухмылочкой переспросил Ла Мана. – Хуже всё равно не будет.

– Ладно, – не сдавался юноша, – а где взять святую воду? И я не помню точно, что нужно говорить.

– Просто попроси хорошенько! – отвечал пират, подмигивая, и указывая большим пальцем куда-то вверх.

После глубоких раздумий Юстэс велел принести большую чашу с водой.

– Оставьте меня одного! – велел он людям, и те послушно исполнили его приказание.

Оказавшись в одиночестве, он долго молился, прося Отца Небесного помочь ему, а заодно – простить за возможное святотатство. Его раздирали страшные сомнения: ведь он даже не имеет духовного сана!.. Кто он вообще такой? Обычный грешник… Хотя сказано же в Писании: «Каждому воздастся по вере его!»

– Верую, Господи, в силу Твою!.. – истово шептал он, опуская в чашу нательный крестик. – Не я, Ты сделай это, Господи, ради этих людей! Дай этой воде Свою силу!..

После они выбрали место, и Гилленхарт обошёл его кругом, разбрызгивая воду из чаши и творя молитву.

– Я сделал всё, что мог… – сказал он им на прощанье.