Читаем Хроники старого меломана полностью

Ближе к вечеру сытые и пьяные мы вывалились из «Метрополя». На улице потрёпанный мужик с отёчным лицом хроника попросил добавить немного денег, чтобы купить «пузырь». Димка полез за деньгами, и тут лицо человека показалось мне знакомым. Сейчас бы не вспомнил, а тогда узнал! Да это же тот урод, что подставил меня в конце шестидесятых, по его милости конфисковали мою первую коллекцию! Это была наша вторая встреча. Первая произошла намного раньше, ещё в подвале клуба филофонистов на Ждановской набережной. В тот раз он сам подошёл ко мне и стал каяться. Я потащил стукача во двор, чтобы хорошенько всыпать, но маленький человек жалобно просил прощения и уверял, что менты его заставили. Я смягчился, но решающим фактором стала простава нескольких бутылок портвейна. Тут же, на лестничной площадке, я и ещё несколько клубных пацанов уничтожили гнусное советское пойло. Этого хватило, чтобы кулаки больше не чесались, пластинок всё равно не вернёшь (какой там был оригинальный альбом The Doors «Waiting For The Sun», эх…).

И вот новая встреча с опустившимся стукачом. Я ничего не сказал и лишь позже поведал Димке о необычном просителе. Дима возмутился и попенял мне, что промолчал. Зная вес его кулаков, человечку мало бы не показалось. Николаев тоже раньше занимался боксом, но дошёл до кандидата и был подготовлен гораздо лучше меня. В нашей разгульной жизни, в пропитанных винными парами и человеческими пороками заведениях, кулаки не последний аргумент в разрешении постоянных конфликтов. Кабак и хорошая драка всегда идут рядом. Я вспоминал Димкины сшибки, когда спустя много лет организовывал его поминки. В 1992 году Николаев разбился на своей машине при этом, унеся жизнь моего хорошего знакомого.

Хочу вспомнить ещё одного человека, с которым мы дружили вплоть до 1995-го года, пока он не пропал без вести. Звали его Володя Хорев, но в повседневной жизни к нему приклеилось имя Вацек. Володя самостоятельно выучил польский язык, причём владел им в совершенстве. Это делало доступным общение с многочисленными туристами, а также с особым контингентом — польскими офицерами, учившимися в Ленинграде. Поляки скупали у наших фарцовщиков валюту. Это был опасный бизнес, но прибыльный. Валюта не шмотки, легко спрятать и незаметно передать. Вот цифры: приобретая доллары из расчёта два рубля пятьдесят копеек (а то и меньше) за бакс, отечественный спекулянт легко продавал их полякам уже за три рубля пятьдесят копеек (а то и больше). Любой иностранный гость имел право поменять доллары по смехотворному государственному курсу, примерно за шестьдесят копеек. Но кто же не соблазнится, когда любезный барыга-валютчик даст тебе в четыре раза больше. Иностранцу хорошо, менты его не тронут, а любезный меняла тоже не лыком шит, знает правила игры, главное, какой ему светит срок по 88-й статье. Поэтому и в лапы ОБХСС старается не попадаться. Вацек был из таких. Он не гнушался продажей шмоток, любил музыку, был порядочным человеком и компанейским парнем. Хорев жил на Литейном, рядом с «пятаком», это облегчало работу с клиентами. Как-то незаметно мы стали деловыми партнёрами, а затем друзьями.

Тот июль запомнился не только Олимпийскими Играми, но и уходом из жизни Владимира Высоцкого. Когда я узнал о его смерти, то сразу вспомнил, как на «Ленфильме» столкнулся с артистом в столовой (богема там пила кофе на балконе, отдельно от работяг). Подобострастно глядя в глаза Владимира, я попросил автограф.

— Не сейчас…, - прохрипела устало «звезда авторской песни», он отстранил меня в сторону и двинулся по своим делам.

В молодости я распевал его тексты, но кумиром не считал — чересчур большая разница между его песнями и рок-музыкой. Каждый год, в канун дня рождения артиста, когда начинается истерия вокруг его имени, мне становиться скучно.

Проработал в «Спутнике» я недолго, через три месяца перевёлся в ресторан «Невские берега». На этот раз смена места работы обусловлена конкретными обстоятельствами: первое — удручающая обстановка в «Спутнике»; второе — воссоединение с Вадиком Алиевым. Про гостиничный кабак скажу так: бесконечные драки, увечные люди, постоянные наряды милиции: все это действовало на нервы и сильно доставало. Свои спецслужбы не справлялись, гопота творила, что хотела, залитые кровью мраморные полы до сих пор стоят перед глазами. Халдеям тоже доставалось. Начались увольнения. Не знаю, нормализовалась ли обстановка после моего ухода, одно могу сказать точно — дурная слава долго преследовала заведение, и все закончилось убийством директора в девяностых. Но это другая история.

Всё устаканилось, как только мы с Вадиком оказались в одной смене и шло гладко, пока он не заболел. Мне пришлось работать с новым напарником. Засада ждала в новогоднюю смену. В праздники ресторан работал по предварительным заказам. Заказанные столики распределяются между сменой официантов, которым «повезло» поддерживать массовое гуляние.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное