Вскрик – Ольг оборачивается на него и видит как оседает на землю, зажимая ладонью рану на животе, тот воин, который спас его от стрелы. Резкий поворот, свист меча, удар – ранивший его солдат падает с отрубленной рукой.
– Кларенс, чтоб тебя, сюда!
Но лекаря нет, раненых много, и он мечется от одного к другому и не слышит отчаянного, режущего воздух крика, и веселый воин, что шутил даже во время сражения, кашляет, захлебываясь кровью…
– Кларенс, твою мать!
Келонец появляется из ниоткуда, измазанный в крови и грязи, видит лежащего на земле человека и подскакивает к нему.
Поздно.
Ольг понимает, что их становится все меньше и меньше, а солдат короля все еще в несколько раз больше, чем их, и битва заранее проиграна, просто потому, что не могло быть иначе. И надо бы уходить, чтобы спасти хотя бы тех, кто остался, но воинская честь не позволяет и этого, и единственное, что еще можно сделать – унести с собой жизни как можно больших противников, и постараться добраться до Лэриона, чтобы лишить армию головы.
– Проигрываем, тан, – крикнул ему Колин, – Уводи своих, и Элиа уводи! Давай, быстро!
Словно кто-то услышал его мольбу – сзади кричал такой знакомый, такой родной голос, звонкий мальчишеский голос Элиа:
– Держитесь, мы поможем!
Бежал впереди Элиа, а за ними целое войско людей, среди которых Ольг увидел и жителей деревни со странным названием Клыки, и обитателей замка, бывшим хозяином которого был тан Радион, и еще многих, многих…
Элиа поравнялся с ним, немного задержался:
– Ты как?
– Откуда? Элиа…
– Да так, военная хитрость. Ты когда меня позавчера отогнал, я сразу же поскакал в ближайшую деревеньку, поднимать народ. А они дальше. Так и собрались,в общем-то.
– А сколько? – немного опешив от деловитого тона Элиа, спросил Ольг.
– Тысяч десять, по-моему. Я что их тебе, считать должен?
В карих глазах промелькнула усмешка. Но добрая такая, не злая. Элиа выглядел возбужденным от приближающейся битвы, отдохнувшим и бесстрашным.
– Я за Лэрионом, – объявил Элиа негромко, так, что среди криков Ольг едва расслышал его голос, – Короли не участвуют в битвах, верно?
Странная фраза. Она отчего-то засела в подсознании, как иногда заседает привязчивая мелодия. Элиа бежал вперед, уворачиваясь от ударов с какой-то немыслимой ловкостью, твердо зная, что там, впереди, его ждут.
С нетерпением.
Он не был великим воином. Не был воином вообще. Он не умел и не любил сражаться.
Но сейчас это не имело значения. Ни на йоту.
Сначала в глаза бросился огромный, ослепительной белизны конь с длинной, украшенной золотой нитью, гривой, и Элиа вдруг вспомнил Дона.
А потом он увидел и всадника.
Так должно быть выглядел бы его отец, останься он здесь, в Ториноде, королем: похожее твердое лицо, острые скулы, темные прямые волосы. Богато украшенные доспехи. Обруч из золота на голове, не корона, простой воинский обруч – да вот только украшен он был драгоценными камнями.
Человек выглядел абсолютно спокойным, и Элиа внезапно понял,
Маленькая фигурка с пламенными волосами, стоящая посреди сражающихся людей, вдруг будто стала выше ростом. Элиа шел вперед, к Лэриону, и перед ним будто коридор открывался – настолько он был сейчас велик.
– Сражайся!
– Я не сражаюсь с детьми.
Лэрион соскочил с коня и с любопытством смотрел сейчас на него.
– Да ну! А помнишь как однажды в лесу нашли три трупа: мужчины, женщины и маленького мальчика? И тогда ты стал королем. Ты не сражаешься с детьми – ты их убиваешь!
Элиа уже несло; ярость и горячка боя выходили из него толчками, выплескиваясь с каждой фразой.
– Кто ты такой?
Он молча вытащил из-под рубахи (он даже доспехов не одел, да и не было доспехов на тринадцатилетнего мальчишку) золотую цепь. Удивление в глазах Лэриона сменилось пониманием.
Тонкий клинок келонских оружейных мастеров вышел из ножен бесшумно – так, по крайней мере, показалось его владельцу, пользующемуся им в первый раз.
– Меня зовут Элиа.
Выпад.
Звон железа.
Блок.
– Элиа, сын Эвана!