Хроники уходящего поколения

Обстановка менялась быстро: ушли немцы, пришли союзники, тесно связанные с белогвардейцами. Экипажу «Надежды» стало известно, что Стателов, как они говорили, «заложил душу дьяволу». После ремонта корабля он согласился использовать его для переброски русских военнопленных из балканских портов, которым предстояло пополнить ряды белой добровольческой армии. Предупредив Рупцева, матросы стали действовать.

События понеслись к развязке снежным комом. Экипаж предъявил командиру корабля ультиматум: направить в Варну делегацию с тем, чтобы информировать командование о предпринятом им без ведома матросов пагубном шаге. Ремонт корабля, естественно, приостановился.

Напуганный действиями созданного комитета, Стателов сошел на берег. Матросы попросили у Рупцева содействия. На срочном совещании Мирный принял решение подготовить экипаж к сходу на берег. С тем, чтобы влиться в состав одного из партизанских отрядов. Предусмотрели захват на корабле большого количества оружия и продовольствия. Пароль для выхода из порта через проходную — «Аккерман».

Но в предусмотренный ход событий неожиданно вмешался Бакырджиев. Пытаясь хитростью обезоружить и арестовать экипаж, мичман где-то просчитался. Его замысел раскрыли. В развернувшейся на палубе борьбе он был убит. Пришлось сходить на берег раньше намеченного срока.

Первым через проходную рискнул пройти руководитель восстания Спасов. Но на условный стук вместо большевиков вышли контрразведчики союзников, предупрежденные Стателовым и заметившие какое-то волнение на «Надежде». Так болгарские матросы лишились руководства и, блокированные, вскоре прекратили сопротивление. Через некоторое время, доставленные в Варну на английском эсминце «Фюри», они предстали перед судом.

Только в мае 1919 года Мирный узнал о его решении. Спасова приговорили к смертной казни. Остальных — к разным срокам тюрьмы и каторги. Скорбь этого сообщения смогло хоть немного развеять другое, пришедшее чуть позже: Спасову удалось бежать и эмигрировать из Болгарии.

Об этих — то людях и думал Мирный под все усиливающийся ритм качки. Погода явно портилась, но усталость взяла свое и Семен заснул.

Утром его разбудил настоящий черноморский шторм. Мирному не раз доводилось наблюдать его с берега. Но это было совсем другое ощущение. Громадные зеленовато-свинцовые волны с белыми пенными гребнями, издали казавшиеся такими красивыми и игрушечными, разверзлись вдруг перед лодкой и она, словно щепка, уходила в пучину, рискуя быть раздавленной, разбитой вдрызг очередным тугим могучим валом воды. Где-то внутри, под грудью, в этот миг рождался очередной приступ тошноты. Сердце екало и замирало.

Амвросий, бросив ставший бесполезным руль, стоял во весь рост, крепко ухватившись за мачту. Мокрый, злой, немного растерянный, он совершенно не обращал внимания на попутчиков, занятый своими мрачными мыслями.

«Даже не разбудил, не предупредил, — с ненавистью посмотрел на старца Семен. — А ведь вполне могло смыть за борт». Оглянулся на корму. Там, тоже только что проснувшиеся, сидели, держась за веревочные растяжки мачты, Страуян и Портнов. Георгий попытался было добраться до Семена, но заметив, что тот проснулся и овладел обстановкой, вернулся на место. Каждое нефиксированное движение грозило смертью в разъяренной пучине.

— Что будем делать? — сквозь рев очередной обрушившейся на суденышко волны крикнул Мирный Амвросию.

— Молись, чоловиче, коли бога маеш, — жутковато улыбнулся старец. — Здесь я бессилен…

«Бессилен, да небезопасен», — отметил про себя Семен, вспомнив рассказы контрабандистов с Арбузного об Амвросии.