Хроники внутреннего сгорания

ет окна, стены, этажи зеленый ветер приступом тоски.

Но ты его люби.

И удержи.

Но ты его спаси и сохрани, не усомнись, не выдай, не отдай. Гляди же:

вдалеке горят огни, и там живут другие города. Но ты бреди по этой тем-

ноте, не озираясь, не считая дней — есть лишь дорога. Ты идешь по ней,

как в небо по мерцающей воде.

Зима пройдет. Ведь ты ее сильней.

БАЛЛАДА БЕРЕГА

Капитан, когда вы вернетесь,

этот город будет в огне,

прокаженные будут ходить по улицам и хохотать,

и безумный звон, непрекращающийся, как во сне,

вслед за ними будет от дома к дому летать.

Капитан, нам здесь всем не дойти, не дожить до зимы,

капитан, этот город вам уже не спасти,

в нем уже бациллы чумы,

капитан, мы здесь все обреченные, мы

здесь кричим по ночам и закрыли врата и пути.

Капитан, когда вы вернетесь,

вам лучше бы не...

Я не лучше, чем все, я так же обречена,

мне ведь тоже гореть в очистительном этом огне,

чтобы память была поколеньям на все времена,

что мы слишком жили и слишком грешили здесь,

а с земли стираются грешные города.

Но расправьте парус и верьте своей звезде —

капитан, когда вы вернетесь,

я буду ждать.

БАЛЛАДА ВОИНА

И какие бы войны соленые не хлестали и не разбивали бы землю наиско-

сок — он уйдет от пули, уйдет от огня и стали, от осколка, влетающего в

висок. Кто его отмолил — у Георгия Победоносца или у кого из мертвых

древних богов —

так сложилось, что он всегда,

он всегда вернется

из любых боев.

Сколько лет пролетело, подпрыгивая, как сани, то наверх, то вниз, и все-

то не по прямой — каждый раз он выходит с неулыбчивыми глазами, как

на самый последний бой. А война надоедает, гоня из дома, можно бы и за-

кончить, остаться, не уходить, и — просто он не умеет жить по-другому.

Извините.

Время летит, как по снежному полю заяц, он смеется, объясняя: ну по-

гляди.

Погляди, ведь я всегда возвращаюсь,

не всегда, правда, целый, но возвращаюсь,

смерть всегда окажется позади.

А земля закуталась в снежный колючий кокон, и уже неважно, сколько

проходит лет — он всегда вернется, покуда светит во мгле синеватый

взгляд заиндевевших окон.

Он всегда вернется туда, и вовек и ныне,

но не нужно знать, который век уже там —

только снежная обезлюдевшая равнина,

нежилая запорошенная темнота.

БАЛЛАДА ОКОНЧАНИЯ

Ну а что я тебе расскажу — темень за окнами, рыжие фонари. И в подъ-

езде лампочка не горит. Снежная кашица, вымерзшая земля.

Добрый вечер, мой капитан, доброго февраля.

Ну а что я тебе расскажу — здесь такая тишь, что когда шагаешь, слы-

шится, как хрустишь каждым хрящиком закостенелым, каждой замерз-

шей жилой.

Хорошо, что вы есть, капитан мой.

Хорошо, что вы живы.

...понимаешь, пока жила — я тебя ждала, вот горячий чайник, вот

лампочка у стола, полосатый кот, мурлычащий из угла — я тебя

ждала, родной. Я тебя ждала.

Ничего, что ветер и холодно по ночам, ничего, что тоска капризна

и горяча, как ребенок в жару, как стекающая свеча — я же чуяла,

когда мне нужно тебя встречать.

Как яичный желток — мутноватый свет. А теперь меня больше нет.

Ну а что я тебе расскажу — вечерами закат синевато-розов,

снег лежит на крышах и на деревьях.

Никаких вопросов, мой капитан, никаких вопросов.

Ну нельзя — не старея.

У тебя — никаких дорог, у тебя — шторма, у тебя задача — пройти

сквозь густой туман. И такие, как ты, не живут надолго в домах...

...у меня — зима.

А когда через месяц ты вернешься домой и встретишь

незнакомую рыжеволосую — это не я.

Мне еще бы ждать, на причале еще стоять,

только нет меня ни на том, ни на этом свете.

Ты держись — мой родной, смешной, непохожий,

но пока еще длится выдох, движутся пальцы,

слушай, не забудь, что я тебя тоже...

Впрочем — ты и так догадался.

НИЧТО НЕ СЛИШКОМ

Мне двадцать один, и я не умею лгать.

Вот и получается раз за разом

только раздеваться неумело и безобразно,

выплевывая сквозь зубы: «Я счастлива, твою мать,

просто так получилось, оно бывает по-разному»,

раздеваться на публику, стоя с петлей завязанной

на высоком стуле

(если он меня выковыривал, словно пулю,

то я его — как метастазы).

Извините, говорю же, оно бывает по-разному.

Я так и не научилась оригинальности и рифмовке,

все, что я умею — это подыхать под стеклом.

Некоторые хавают; в местной тусовке

меня считают поэтом.

Ну, повезло.

Просто мне двадцать один, и я смертельно устала.

Сплевываю стихи — на зубах металл.

Просто я слишком долго рядом с ним подыхала.

Просто он слишком долго со мной подыхал.

Если кому-то понравится — буду рада,

но если молчать, то все это хлынет горлом.

Просто все, что я пишу — это самая правдивая правда.