Хроники ворона

– Надо же. А вы быстро. Поговорим, или будешь резать сразу? – мастерски скрывая страх, ответил Давен.

– Может, резать и не придется. Я хочу предложить сделку. Честные ответы в обмен на твою жизнь. Идет?

– Идет.

– Тогда слушай. Я уже видел тебя однажды. Дело было в Хиконе. В особняке, что на площади Владык. Ты называл себя Альвином Гроциусом тогда. А еще, я своими глазами видел, как ты лежал на земле и не подавал признаков жизни. Рана оказалась не смертельной?

– У меня было много ран. Но та, что была нанесена в Хиконе, убить меня не могла. Пострадал мой двойник. И его действительно звали Альвином.

– Вот как. А ты, значит, Давен? Сын Зигмунда Второго?

– И королевы Франциски. Я их первенец.

– Тот второй, который был с Альвином в ту ночь, что именно рассказал тебе о своем спасении?

– Сказал, что его вытащил Зоран из Норэграда.

– Ты знаком с Зораном? Знаешь, зачем он это сделал?

– Знаком. И знаю, что им двигало.

– И что же?

– Чувство долга. Я спас ему жизнь однажды. Он решил отплатить той же монетой.

– О…Не ожидал. – голос сжимавшего меч человека сделался мягче.

– Похоже, сделка состоялась? – уловил Давен изменившийся настрой собеседника.

– Еще нет. – однако, чувствовалось, что незваный гость уже колеблется.

– Тогда я жду следующий вопрос.

– Ты знаешь, где сейчас Зоран?

– Он в надежном месте. Восстанавливается после ран, которые получил в бою с вами.

– В бою с нами? – в голосе появились нотки удивления.

– Ну, ты же – Ворон?

– Ворон.

– Значит, с вами. Или ты уже не помнишь, как вы калечили его у ущелья, ведущего к мысу Свободы?

Незнакомец убрал клинок. Давен услышал, как позади него скрежетнули ножны. И выдохнул.

Одетый в черное пришелец вышел на середину кабинета и откинул капюшон, что скрывал его лицо, назад. Оказалось, что наемный убийца был совсем молодым парнем, немного кудрявым, худощавым, но очень при этом жилистым. Его серые глаза излучали решимость и печаль, совсем не характерные для парней его возраста. Чувствовалось, что те немногие годы, которые он уже оттоптал по этому миру, были полны не самых приятных событий.

– Что с Зораном? – с тревогой спросил юноша.

– Балансирует между жизнью и смертью.

Парень побледнел.

– Что-то тебе поплохело, незваный гость. Тебя разве не должно радовать то, что ты услышал? Зоран же предатель. Или у меня неверная информация?

– Верная.

– Так в чем же дело?

– Я тоже предатель.

У Давена непроизвольно расширились глаза от удивления.

– И ты? – уточнил он. – Когда вдруг успел? Зоран рассказывал мне только про себя.

– Похоже, Зоран тебе доверяет.

– Насколько это возможно.

Повисла пауза. Глаза парня, устремившись в пол, бегали. Будто их владелец обдумывал что-то, колебался. Но вдруг он вышел из ступора, поднял голову и произнес:

– Тогда доверюсь и я. Ты спрашиваешь, когда я успел тоже стать предателем. Я отвечу. Это случилось спустя некоторое время после бегства Зорана вместе с твоим помощником. Мы продолжили заниматься вещами, порочащими само существование Скалы Воронов: охотились на невинных, пытали их… – парень тяжело вздохнул на этих словах. – В общем, делали то, что меня не устраивало. Тогда я решил последовать примеру Зорана.

– Хм. – Давен принялся тереть подбородок, задумавшись. – Есть ли вероятность, что кто-то еще из вашего ордена решит вдруг покинуть его?

– Пожалуй, я – последний, кто мог бы на это решиться.

– Жаль. Как тебя, кстати, зовут?

– Креспий.

– Трудные времена грядут, Креспий. Каждому, кто живет в Ригерхейме, придется вскоре выбирать с кем их встречать. В связи с этим, я не могу не предложить тебе принять мою сторону в грядущей войне. Что скажешь?

«А что бы сказал Зоран»?

– А что тебе на это ответил Зоран?

– А как ты сам думаешь, раз он сейчас здесь? – уклончиво ответил Давен, чтобы привлечь на свою сторону ценного союзника.

– Могу я его увидеть?

– Можешь. Как только он выйдет из комы. И при одном условии.

– Каком?

Давен улыбнулся, осознав, что обороноспособность его резиденции скоро возрастет, и ответил:

– Помоги организовать охрану моей персоны.

Призрак окна

Это не было типичным пробуждением, ибо таковым быть попросту не могло. Пробуждение после комы едва не скончавшегося от ран человека не имеет ничего общего с приятным возвращением из мира сна в мир реальный человека здорового. Нет ни напоения бодростью, ни радости созерцания первых лучей солнца, ни желания вскочить с кровати и помчаться навстречу новым событиям. Есть только разбитость, опустошение и мутная пелена, затягивающая раскрывшиеся впервые за несколько дней глаза.

«Я жив, черт подери… жив».

Он не мог разобрать где находится, так как был слаб будто новорожденный и не нашел в себе сил поднять голову, чтобы осмотреться. Да чего уж там – он глаза-то едва открыл. Впрочем, и это не сильно помогло: зрение за время сна ослабло, и открывшийся взору потолок казался размытым.