Хроноагент. Гексалогия

– Я служу императору Роберту и не делаю из этого тайны. Моему слову верят друзья и враги. А вот как быть с вами?

Питер Лачина задумывается, отпивает вина и говорит:

– Я понял вас. Вы доверили мне письмо вашей государыни и хотите убедиться, что оно попало в надежные руки?

– Именно так.

– Меня зовут Петр Лачиков. Я – боярин тайного приказа Великого князя Суздальского.

– Так вы – русский?

– Да.

– Вот в чем дело! А ято думал, откуда вы знаете личную печать императрицы, да еще вдобавок назвали ее княжной? Вы знали ее на Родине?

– Да, – Петр мрачнеет.

– Интересно, как звучит русская речь? Вы не могли бы сказать чтонибудь на своем языке?

– Что ты можешь понять в русской речи, наемник? – говорит порусски Петр, глядя мне в глаза.

– Достаточно, чтобы не принимать всерьез вашего оскорбления, – отвечаю я, также порусски.

– Прошу прощения, – смущается мой собеседник, – но ведь, как ни посмотри, а вы служите за деньги. Вам все равно, где служить: в Англии, в Испании, в Лотарингии, в Ордене, в нашем княжестве…

– Если бы мне было все равно, то я, наверное, служил бы у себя дома.

– Почему же нет?

– Скажите, Петр, вы по роду своей деятельности бывали в Англии?

– Не приходилось, но я слышал, что это богатая, процветающая страна…

– Которой правит благочестивый Эдуард III и пресвитер Яков! С благословения пресвитера король отбирает дворянские грамоты и офицерские патенты и возвращает их только после принятия присяги на верность пресвитерианской церкви. А за тем, как соблюдается эта верность, королю и пресвитеру доносят тысячи шпионов.

– Вера, как и все остальное.

– Не совсем так, любезный Петр! Начнем с мелочей. Я должен носить камзол темнокоричневого цвета, черные сапоги с тупыми носками и низким, широким каблуком, серый плащ, черные перчатки, черную шляпу с высокой тульей и узкими полями. Волосы мои должны быть прямыми и на два пальца ниже ушей.

– К этому можно привыкнуть.

– Согласен. Привыкнуть можно ко всему. В том числе и к тому, что дома у вас не должно быть никаких книг, кроме Священного писания, что вино пить вы имеете право только по воскресеньям, а в остальные дни недели – только пиво, причем по пятницам и субботам – только воду. Можно привыкнуть и к тому, что петь вы должны только священные гимны, что с женщиной, если это не ваша жена, вы можете говорить только о спасении души, что, собираясь с друзьями числом более двух, вы должны только молиться и беседовать на божественные темы. А встретившись с кемто один на один, не позднее следующего утра передать содержание вашего разговора священнику. Можно привыкнуть и к тому, что посещать брачное ложе своей супруги вы можете только ради продления рода, и для этого опять же священник должен благословить вас и указать вам соответствующие дни. А если комуто: королю или пресвитеру – приглянулось ваше родовое имение, то вы никогда не получите этого благословения, и за отсутствием наследников после вашей смерти имение унаследует тот, кому оно приглянулось. Стоит ли говорить, что в этом случае смерть может последовать достаточно быстро…

– Неужели все так мрачно?

– Даже более того! Я сейчас высказал лишь малую часть. Теперь вы понимаете, что принять такую присягу я не мог. Меня лишили офицерского патента, дворянских прав, владения секвестровали, а сам я стал вне закона как опаснейший преступник.

– Но это ужасно!

– Это ужасно не столько для меня, сколько для самой Англии. Я и многие другие, гораздо лучше меня, покинули эту страну, и в других землях их с удовольствием приняли. Кто остался Эдуарду и Якову? Фанатичные тупые пуритане и хитрые приспособленцы, готовые за жизненные блага принять любую личину. Какие у них родятся дети и как они их воспитают? Англия обречена. А мой дом, моя Родина теперь здесь, в Лотарингии, и за императора Роберта и императрицу Ольгу я готов сложить голову, не задумываясь, чего не стал бы делать за «добрую старую Англию». Это несмотря на то, что там зарастают травой могилы не одного поколения Саусверков.

Петр молчит, осмысливая услышанное, и наливает в кубки вина.

– А всетаки, почему именно Лотарингия?

– А куда еще? В Испании то же самое, что и в Англии, только перекос в сторону католицизма. Итальянцы исповедуют культ непогрешимости папы римского. В Скандинавии слишком холодно. Орден отталкивает меня своими экспансионистскими замашками типа: «дранг нах остен», «дранг нах зюйден», «дранг нах все четыре стороны». К тому же там мне всегда дадут понять, что я – чужак. Может быть, я бы добрался и до вашей страны, но путь в нее лежал через Лотарингию, где осело много моих друзей. Остался здесь и я.

– Да. Беру свои слова обратно и прошу прощения. Вы не наемник, вы – несчастный изгнанник.

– Мне почемуто кажется, что и вас так же обошло счастье. Я прав?

– Пожалуй.

– И это какимто образом связано с нашей императрицей?

– Вы очень проницательны, лейтенант.

Петр снова наливает вина.