Хронология воды

Просто протянула руки в нужном направлении и в конце концов разглядела очертания учебного весла — ровно там, где ему и полагалось быть. У меня совершенно точно был правильный захват для переворота — руки совершенно точно были под правильным углом, — пока я просто… не выпустила весло.

Снизу были видны серебристо-голубые электрические высверки солнца и неба на поверхности. Стремительная вода всей силой течения тянула меня за руки, голова моталась из стороны в сторону. От прилива крови началась головная боль. Я закрыла глаза. Всё еще улыбаясь. Холодная влага моей жизни. Тело в ее глубинах. Невесомое. Бездыханное. Бездочерняя пустота.

Возможно, в моем случае утонуть было нереально.

Прострелив насквозь суровый пенистый водный туннель, я стянула юбку и выполнила прием самоспаса, даже не держась за каяк. Дважды кувыркнулась в струе, ударилась коленями, плечами и чем-то еще о камни. Перед лицом с бешеной скоростью вылетали из носа последние пузырьки воздуха. Но я всё равно всплыла и сделала самый большой на свете вдох. Кашель. Сопли ручьем. На скуле что-то теплое. Кровь. Наконец меня затрясло от холода.

Наша группа металась на берегу: кто кричал, кто махал, кто указывал в мою сторону. Бешено злой инструктор подгреб ближе и схватил меня за спасательный жилет:

— Давай-ка тебя вытащим. Как же ты нас напугала, девочка! До чертиков напугала.

По голосу было заметно, что он сдерживает ярость из последних сил.

— Пусти, Джефф, — сказала я. — Я сама доплыву. Пусти.

И правда, я с легкостью преодолела спокойный поток. Я шла против течения, несмотря на то что истратила бóльшую часть сил.

В итоге Большая Рыжая выловила мой каяк из воды и вытащила его на берег. Это было великолепно. Ханна ничего такого не говорила. Села рядом со мной и принялась чистить апельсин. Выглядела она бледной. Скармливала мне апельсиновые дольки. Очень серьезная и о-о-о-очень трезвая. Я тоже протрезвела под водой. Джефф капризничал. Во-первых, потому что я едва не угробила каяк и весло, а во-вторых, потому что сразу сдалась на пороге — и он это понял. Наверное, тяжело осознавать, что кто-то из твоих подопечных чуть не утонул. Интересно, как часто это случается. Если вообще случается. Когда мы, нагруженные снарягой, потянулись по лесной тропе обратно, он подозвал меня. Ты что, решила с собой покончить? Шуточки, натянутый, прибитый нервный смех человека, который всем нам в отцы годится.

Пыталась ли я покончить с собой? Отпустив весло под водой. Отпустив ручки велика в детстве. Отпустив руль. Не те вопросы, на которые я знаю ответ.

Позже перед своей дверью Ханна обняла меня за талию. Легонько, словно что-то шепнула, поцеловала в щеку. Старалась быть женственной и заботливой — но не этого я хотела. Веки горели. В груди болело. Я хотела, чтобы из глаз снова посыпались искры.

Она опустила руки на мои плечи, чтобы бережно провести внутрь. Я остановилась и обернулась к ней.

— Нет, — сказала я. — Жестче.

Я положила руку на дверь. Ее рука легла поверх и прижала мою кисть к дереву. Сильно. Пусть губы делают то же, что руки. Пусть бедра.

Я хотела, чтобы меня втолкнули в дверь и швырнули на пол, на колени, задницей кверху: руки заломлены и прижаты к спине, пораненная щека расплющена о грубый деревянный пол, здоровая — готова ко всему, что ее ждет. И лицо Ханны сзади, у моего уха: ты могла погибнуть.

Правда в том, что я была женщиной, думавшей о смерти. Постоянно. Я не могла остановиться. Мертвые дочери. Мертвые отцы. Мертвая форель. Я хотела, чтобы она каким-то образом выбила из меня это, телом из тела, даже если бы ей пришлось меня убить — чего никогда не случалось.

Может, так и чувствует себя пойманная форель, когда ее тянут из воды, волокут по суше, а потом бросают на землю — схватка жизни и смерти. Кого-то освобождают, кого-то съедают, а кто-то просто уплывает, слишком слабый, чтобы выжить. С побитым изъязвленным телом. А когда форель идет на нерест, чтобы выметать икру и умереть, — она что? Пытается покончить с собой? Или создать жизнь?

Дома Ханна заварила мне зеленый чай.

Но тогда нежность меня не трогала.

Всю неделю я каждый вечер ходила на реку. Плавать. В то место, где хулиганы и подростки напивались, сигали в воду и в бурном потоке неслись через пороги. Там никому не было до меня дела. До того, что я старше их всех. И одна. В ночной воде нет нужды чувствовать то, что должны чувствовать люди. В ней есть мрачное спокойствие. И после всех порогов — спокойствие.

В воде, как в книжках, можно забыть о своей жизни.

ПИСЬМО

После того как мама наглоталась снотворного, для нас с ней наступил странный мечтательный период. Каждый день между уроками и тренировкой я сидела в гостиной рядом, а она смотрела сериалы и напивалась. Она походила на зомби. Но однажды мама отставила в сторону гигантский бокал с водкой и тоником. Порылась в сумочке. Сказала: «Лидия». И протянула мне газету с объявлением о литературном конкурсе. Непонятно, блин, с чего.

По условиям конкурса в истории обязательно надо было отразить какие-нибудь важные отношения взрослого и ребенка.