Хронология воды

В конце пятой недели инструктор потащил нас на реку Маккензи на «финальный» урок. Немного скорости в спокойном потоке, немного порогов веселья ради. Идея хорошенько обдолбаться, прежде чем встретиться с Ханной на берегу, показалась мне отличной.

Помню, как шли через лес к точке начала сплава и я доводила Ханну тем, что сперва очень долго надевала спасательный жилет, а потом очень долго закрепляла весло на каяке, а потом долго поднимала каяк и еле тащила его по лесу к берегу, потому что останавливалась, и оборачивалась, и цеплялась носом за кусты, и — о г о — наблюдала, как мои великолепные красные конверсы шаг за шагом ритмично шлепают передо мной, а тополиный пух снегом летает вокруг, и смотрела на какие-то загадочные шляпы на ветках, нет, погодите, это же ПТИЦЫ, и останавливалась, и смеялась, пока она не подошла ко мне и не спросила:

— ЧТО ТЫ ВООБЩЕ ТВОРИШЬ?

Я угваздала весь каяк.

Она посмотрела мне в глаза и всё поняла.

— Боже, Лидия, ты под кайфом. Какого хрена? Тебе же идти в воду.

Всё это под мое «хехехехехе».

И тут она влепила мне тяжелую горячую пощечину.

Время застыло. Почти уверена, что мои зрачки пригвоздило намертво. Из глаз посыпались искры. Мне понравилось. На долю секунды я почувствовала себя живой. Захотелось, чтобы она ударила снова. Еще крепче. Но я ничего не сказала.

Ханна развернулась, подобрала свой каяк и сошла с лесной тропы на каменистый спуск к реке. Далеко впереди виднелась наша группа: кто на берегу, кто в воде. Всё еще оглушенная, на границе воды и камня я приметила дохлую форель. Полтела в воде, полтела на суше. Даже дохлая, она кое-что из себя представляла. Сияла серебряным, черным и синим, а брюшко отсвечивало снизу белым. Она пахла океаном. «Она» — потому что из распоротого живота торчала подсохшая на солнце икра. Трудно было заставить себя не смотреть.

— ЛИДИЯ, — позвала Ханна.

Похоже, никто не обратил внимания на наше небольшое опоздание. Все просто спускались на воду и гребли друг вокруг друга, как вращающиеся утки в большом стоячем водоеме, похожие на пасхальные яйца в своих блестящих ярких шлемах. Как обычно, волосы Большой Рыжей заворожили меня на миг, и я потянулась было их потрогать, но Ханна ущипнула меня за жирок чуть повыше локтя, и в голове снова прояснилось. Мы тоже спустились на воду, Ханна впереди. Я с огромным интересом разглядываю черные полоски на кончике весла. Хехехехехе. Ярко-синий шлем я надела задом наперед, но этого никто не замечал.

О ногах, вытянутых вперед внутри каяка, можно было с легкостью забыть. Медленное течение сначала долго шло влево, потом слегка вправо вокруг гигантских валунов, близ которых, в водоворотах — я точно знала — кишела форель. Подрагивали листья деревьев, нависших над водой. Пахло рекой — грязью, рыбой, сыростью и водорослями. Я положила учебное весло над коленями, поперек юбки каяка, опустила руки и повела ими по темной воде. Закрыла глаза. Откинула голову назад, к солнцу, кожа на лице нагрелась, а руки в воде стали холодными. Я словно касалась блаженства. Поверхности, которой не чувствовала годами. Потом я услышала, как кто-то громко выкрикивает мое имя, подняла голову и увидела обернувшуюся ко мне Ханну.

— ЛИДИЯ, ОСТОРОЖНО!

Слишком поздно, Ханна. Слишком поздно.

Когда мы достигли речного порога, вместо линии, по которой мы должны были сплавляться, меня вынесло на участок посложнее. Только гляньте на эту дивную белую пену. Будто кружево. Я улыбалась. Не сделала ни единого гребка, как меня учили. Вместо этого подняла весло в воздух и засмеялась, а потом услышала голос Джеффа: ЛИДИЯ, — и голос Ханны: ЛИДИЯ, — но продолжала смеяться, так что сильное течение закружило мой каяк и сначала отбросило назад, недалеко, а потом принялось швырять вниз, и в стороны, и вперед: моя голова в блестящем синем шлеме опускалась всё ниже и ниже. Мне не нужно было думать, чтобы вдохнуть побольше воздуха. Это у меня в ДНК.

Под водой, вниз головой, с щедрым глотком воздуха в легких, я ощутила странный покой. Может, вы думаете, что там ни черта не видно, но нет, в том месте в Маккензи, где мы сплавлялись, вода была зеленовато-прозрачной, как лед. И резкость сбивалась не так уж серьезно, как могло бы показаться. Глаза превратились в льдинки. Валуны черного нефрита, как огромные фантастические тела, поднимались и мерцали в лучах солнца, пробивавших слои глубокой воды. Я видела речное дно. Камни, песок и растения, что двигалась и двигались мимо меня. Появились форели, выделывающие эти свои форельские штуки: темные силуэты пошевеливали только хвостами и в сильном течении будто парили. От холода стучало в висках. Сердце бухало в груди и отдавало в барабанные перепонки, как бывает, когда кончается воздух. Легкие горели. Руки закоченели. Я закрыла глаза. Что-то — камень, наверное, — задело мое весло. Ах. Да. Мое весло.

Я и не подумала о том, чтобы выровняться, тупица.