Хронология воды

Кто бы ни жил в «Принцессе на горошине», или «Салише», или «Западе», они, должно быть, все обратились в слух. Часами женщина-на-женщине-на-женщине — женщины, чья жизнь обычно не дает им таких диких отгулов. Иногда Ханна фистила меня, пока мы с Клэр целовались или я сосала ее невероятные сиськи. Иногда Ханна была на животе, я трахала ее страпоном в задницу, а Клэр оставалась сзади, но я могла до нее дотянуться, — тактика, которую она выбрала интуитивно. Иногда Клэр была на четвереньках, а мы с Ханной заполняли каждое ее отверстие, лизали каждый рот, терли ее клитор, заставляя ее кричать и дрожать всем телом, — ее голова запрокинута назад, ее вопль, освобождающий первый оргазм, и плевки дерьма, и слюну, и слезы. Я кончила Ханне в рот, зажав ногами ее лицо, будто как лик богини из новейшего мифа. Клэр кончила, когда пальцы Ханны были в ее заднице и на ее киске, ее тело дергалось так, что она скатилась с кровати, и я обняла ее всем телом, смеясь, и ударилась головой о стену. Ханна кончила, зажав в себе дилдо, когда я уткнулась лицом в ее клитор. Она потянула меня за волосы. Она ударила меня по голове. Клэр, свернувшись подо мной, лизала и давилась, но не останавливалась, не останавливалась, не останавливалась. Не знаю, сколько раз каждая из нас кончила… это казалось бесконечным.

Мы ели друг друга, и маринованную селедку, и грюйер. Мы выедали животных одну из другой, ели стейк и шоколад, две эти женщины — мой шоколад. Мы пили друг друга, мы выпили всё пиво и выпили всё вино, мы писали снаружи. Мы были под кайфом от кожи, и оргазма, и пота, и травы. Мы кончали волнами, мы выбегали из волн и возвращались в волны.

Мне хотелось остаться там навсегда — за пределами всех «отношений», которые у меня когда-либо были, внутри этой влажной безымянной сексуальности. Луна — великий свидетель. Полная жизни, как океан за дверью. Целую ночь было трудно понять, где чье тело. Я утонула в этой квинтэссенции всего женского. Мой разум практически раскололся. И снова. Снова. Волны.

Я не знаю, почему женщины не могут заставить жизнь быть такой, как им хочется.

Не знаю.

Когда мы вернулись к нашей обычной жизни, Клэр призналась мне в любви. В чувстве, которого я не могла ей вернуть, как ни старалась. Я бы хотела отмотать назад и попробовать еще раз. Она предлагала мне нечто настоящее. Но я всегда с трудом распознавала доброту.

ТЕЛО В КАЯКЕ

Две недели я силилась понять, нравлюсь ли я Ханне или бешу ее: все ее забавы всегда были издевательскими, и потом я чувствовала себя Слоупоком с женской головкой. Иногда она сжимала мою руку так, что ее сводило, или связывала так сильно, что оставались шишки. Ничего страшного. По сравнению со многим другим это я хотя бы могла ощутить.

Однажды она с силой укусила меня за щеку, и я потом несколько дней выглядела, будто подверглась атаке шимпанзе. В таком виде ходила на занятия. Что было, когда она меня укусила? Я смеялась, пока не заплакала.

Когда Ханна с силой прижимала меня к стене — вроде в шутку, но лопатки при этом трещали, — мне даже в голову не приходило, что она причиняет мне боль нарочно. Я чувствовала, будто во мне сидит боль, которую нужно почувствовать. Я жаждала ее силы больше и больше. Она пила мою водку прямо из бутылки, мы ходили на долгие прогулки по кладбищу рядом с колледжем и трахались на могильных плитах каких-то мертвых чуваков. А потом она подбрасывала в воздух серебряные доллары, и мы лежали на спине и наблюдали, как летучие мыши охотились за монетами. Я говорила о смерти. Она мне разрешала.

Через несколько месяцев наших… чем бы это ни было, она подошла ко мне и прошептала: «Записала нас на каякинг».

?

В бассейне Орегонского университета я еще подростком участвовала в своем первом юношеском чемпионате. С тех пор он не изменился: скользкий, пропахший хлоркой ад с диснеевскими утками, нарисованными на стенах. На занятии было три женщины, мы двое и Большая Рыжая: 188 сантиметров роста, грива огненных волос до самой задницы. Я еле держалась, до того хотелось их потрогать. В гигантских каяках из стекловолокна мы изучали всякие каячные штуки, в которых нас наставлял инструктор Джефф. Прямо сидя в кокпитах. Эскимосский переворот. Вертикальная постановка. Разворот. Посадка. Спасение из кильнувшей лодки. Ханна схватывала на лету, потому что она томбой, а я — потому что в воде я чувствую себя как дома.

На последнем занятии инструктор ставил нас всех по очереди на трамплин, носом вперед, а потом нажимал сзади, задирая доску так, что мы резко, с силой входили в воду. Идея была в том, чтобы, ухнув под воду вверх дном, мы сразу сделали эскимосский переворот. Мне понравилось. Не самоспас из каяка. А то, как тебя сбрасывают с края трамплина и ты оказываешься под водой вниз головой. Я просила Джеффа повторять снова и снова. Просила «сильней», и он скидывал меня с доски. Оставалась под водой так долго, как только могла, иногда до тех пор, пока Ханна или Джефф не исходили воплями, выкликая мое имя.