У нас не было времени. Сил. Денег. Всё, что у нас было, — возможность творить искусство в лесу. Так что когда однажды ночью Энди, со стаканом скотча в руке, повернулся ко мне и сказал: «Нам нужно сделать какой-нибудь журнал Северо-Запада, который будет писать не о вековых лесах и лососе», а я, порвав от смеха задницу, ответила: «Да, надо», то мы просто… его сделали. Точка нашего истощения стала начальной точкой нашего творческого подъема. У нас с Энди появился еще один ребенок. Независимое литературное издание, которое мы назвали «Хиазмы». Выяснилось, что на Северо-Западе полно писателей, утомленных вековыми лесами и лососем. Первым делом мы выпустили антологию под названием «Северо-западный край: конец реальности». Потому что, вы же знаете, это и был конец. С того момента, как мы стали людьми в лесу, всё в нас изменилось полностью.
Шекспир.
В нашем лесу мы дали жизнь искусству, и жизнь в искусстве создала нас.
АНГИНА
Я знаю. Я сделала из Энди волшебного мужчину-спасителя. Вам придется меня простить. Это побочный эффект от встречи с кем-то, абсолютно равным тебе. Это эффект удивительного открытия: оказывается, я люблю мужчин.
Но речь вовсе не о том, что наши отношения похожи на кино. Например, поначалу мы дрались. Да уж! Я дралась как женщина, которую предал отец и бросила мать. Он дрался как мужчина, у которого не было отца и которому не хватило тепла материнского сердца. Мы отрабатывали свои детские травмы друг на друге.
Потому что… потому что могли справиться. Потому что на обратной стороне было кое-что еще.
Люди — думаю, в первую очередь пары — не очень любят говорить о драках. Это малосимпатичная тема. Никто не хочет в них признаваться, или описывать, или оправдывать. Мы хотим, чтобы наше супружество выглядело… стерильным, милым и заслуживающим восхищения. А взрывы гнева выглядят отвратительно. Но я считаю, это ретроградство. Иногда драки не такие уж и мерзкие. Иногда это способ выпустить на свободу гнев как энергию. Фокус в том, чтобы придать гневу форму, а не использовать другого человека в качестве цели. Фокус в том, чтобы научиться трансформировать ярость.
Наблюдая, как Энди метелит боксерскую грушу или до изнеможения повторяет элементы боевых искусств, я вижу, что агрессия может выходить наружу — из тела и прочь от тела — как энергия, которую высвободили и придали ей форму. Точно так же как я превращаю в искусство свой хлам.
Хотя, как и у всех прочих, наши ссоры бывают грязными, тупыми и некрасивыми. Мы выглядим карикатурно, как и остальные. Например, когда он выставляет всю нашу мебель из гостиной на лужайку. Или когда я хватаю его компьютерную мышку и перегрызаю провод. Ага. Изящно. Но вот что я вам скажу: люди, которые никогда не злятся, меня пугают.
Эндрю: мужчина-воин. На греческом.
А Лидия, между прочим, не означает «дерьмо». Что неудивительно.
А еще иногда случаются небольшие неприятности, которые связывают вас с той же силой, что и любовь.
Мне было тридцать восемь. Энди встал ночью в туалет. Я слышала его, как обычно слышат своих мужей жены, хотя уже практически спала. Перед тем как лечь, мы слушали панегирик на национальном радио по поводу смерти Кена Кизи. Я немного поплакала. И Энди тоже. Потом мы пошли в кровать. Он встал пописать — зажег в ванной свет и закрыл дверь.
А потом я услышала, как он упал — будто дерево рухнуло на крышу. Я побежала в ванную и увидела, что он лежит без сознания. На полу, на белой плитке, на спине, в припадке: глаза широко открыты, рот искривился, исторгает странные хриплые звуки, сам Энди — белый как смерть. Я стала выкрикивать его имя. Подняла его ноги и закинула на край ванны, положила голову себе на колени, чтобы чуть-чуть улучшить кровоток. Энди в изумлении приходил в себя. Я позвонила 911. Положила под него одеяло. Приехала пожарная машина, полная парамедиков. Я одела сына, пока они подключали моего мужа к проводам и каким-то электрическим приборам. Потом они отнесли его в скорую, а я с сыном поехала следом на своей машине. Скорая по шоссе. Я по задворкам. Я опередила их на двенадцать минут. В больнице он ожил. Там обнаружили проблему с триглицеридами — штуку, напугавшую нас до усрачки.
Неделю спустя по дороге на работу мое ухо пронзило сильной болью, словно через череп прошла молния и расколола его пополам.
Всё пространство моей головы вдруг заполнил отцовский голос, он будто обвил мои лобные доли и просочился сквозь серое вещество. Я закрыла глаза и сжала зубы.
И я не только слышала. Так же отчетливо, как вы представляете себе лицо мужа или жены, я видела его лицо в тот момент, когда он утонул. Когда он лежал на спине, в припадке: глаза широко открыты, рот искривлен и исторгает странные хриплые звуки. Я чуть не врезалась два раза подряд, потому что не могла разглядеть ни дорогу, ни что-либо еще — мои уши сошли с ума, от глубокого баритона его голоса раскалывался мозг.
КАК ЗАДЕРЖИВАТЬ ДЫХАНИЕ
Детские истории.
Какими же грустными маленькими поплавками мы были.