Хронос и Деймос (СИ)

- Не пойму, за что ты так меня ненавидел, Северус. Меня-Гарри, в смысле. Ведь ты совершенно другой. Ядовитый, конечно, но… Или это я видел в тебе лишь то, что чувствовал сам? Разве мог ребенок оценить твой блестящий ум, тонкий сарказм, изощренные многоэтажные конструкции, оскорбляющие только тех, кто осознает свою ущербность рядом с тобой? Ведь ты по-своему переживал за меня, теперь я это понимаю. Для того чтобы переживать и сострадать, совершенно необязательно любить. Ты видел во мне лишь сплав двух ненавистных тебе людей, от которых я, признаться, действительно взял очень многое. Не обладая их талантами ни в трансфигурации, ни в заклинаниях, ни в анимагии, ни маминым увлечением зельями, я почему-то считал, что могу себе позволить быть, как все. Просто жить, средне учиться, гонять в квиддич, задирать Малфоя, шляться ночами по Хогвартсу с молчаливого одобрения директора. Но ты знал, что именно мне предстоит победить Лорда. Я сам тебе об этом сказал. Ты строг к себе, строг к остальным. Ты считал, что Гарри Поттер, от которого столько всего зависит, должен проводить дни и ночи в библиотеке, как ты, когда хотел стать Мастером, беспрерывно тренироваться, изнемогая от нагрузок, отдать всего себя, совершить невозможное. Ты видел меня таким, каким я и был: обычным. С некоторыми способностями, но не гениальным, не унаследовавшим талантов, но с избытком отхватившим наглости, почти всегда остававшейся безнаказанной. Дамблдор начислял мне баллы за то, за что, по-хорошему, надо было выгнать взашей, тем самым провоцируя меня на поиски новых приключений. Он ласково журил меня за самые дикие выходки, поощряя тем самым новые безумства. Ты это понимал и злился. Я теперь тоже это понимаю. Тебя, пятнадцатилетнего, тоже хотелось выдрать ремнем и закрыть в самой высокой башне какого-нибудь зачарованного замка, спрятать ото всех, чтобы ты ни во что не лез.

Он поцеловал высокий чистый лоб с почти разгладившейся вертикальной морщинкой. Сердце сжималось от жалости, от невозможности что-либо изменить. Гарри пытался представить, каково это – всю жизнь ждать, жить от встречи к встрече, мучиться от неудовлетворенного желания, от потребности в ласке и заботе, от того, что все равно, как ни крути, от тебя ничего не зависит.

- Думаю, ты догадался о том, кто я, еще в школе. На старших курсах, да? Подростком я совершенно не походил на себя теперешнего, был тощим, нескладным и не слишком высоким. Был больше похож на Джеймса Поттера, тот тоже недомерком вырос. Это потом, уже после Победы, я принял кровь и магию Блэков и вымахал почти на четыре дюйма. Еще удивлялся, отчего так легко получилось, сила будто сама хлынула в меня, будто только этого и ждала. Гоблины, уродцы зеленые, только скалились. Хоть бы одна гнусь намекнула, что у меня два отца, и Блэки – мой род по праву. Мне никто ничего не сказал. Ну, ты ладно – ты терпеть меня не мог, да и не в таких мы были отношениях. Но Дамблдор, Люпин… не понимаю. Хотя нет, понимаю. Директор опасался делать меня излишне сильным, угроза нового Темного Лорда, так сказать. Надеялся, что я не выживу, и просчитался. А Люпин, этот грустный клоун, мог и не знать, он же не чистокровный. Ладно, давай спать. Хотя, ты и так вечно дрыхнешь, неинтересно даже. Я уже успел привыкнуть к нашим перепалкам, к тому, что я тебе слово, а ты в ответ десять. Забавным ты все-таки был юношей. Может, ты всегда такой, а я просто плохо тебя знаю?

Северус по обыкновению не ответил. То ли не хотел, то ли не мог – надписи на нем больше не появлялись.

***

- У меня странное чувство, - Гарри по привычке присел у кровати и погладил Северуса по волосам. – Я надевал сегодня кольчугу и думал, что было бы странно попасть сразу во время возрождения Волдеморта, ведь это означало бы, что мы не виделись много лет. Представить страшно.

Он по-турецки уселся на пол и принялся наматывать на пальцы темную прядь.

- Знаешь, я хотел бы сейчас сказать, что был бы рад, если бы у тебя кто-то был, хотя бы периодически, что любовник, приходящий раз в год – это херня, а не отношения, что для здоровья вредно и все такое прочее, но не могу. Я чертов эгоист, совершенно не желающий ни с кем делиться. Ты был прав. Самовлюбленный, наглый, беспринципный, как мой отец. Как оба моих отца, думаю. Но вот застать тебя с кем-то, увидеть, как чужие руки касаются твоей нежной белой кожи, и какой-то совершенно чужой мужчина целует тебя, а ты прикрываешь глаза и стонешь, запрокидывая голову, подставляя шею… Не могу, Северус. Я ревнивый идиот, сволочь, отнявшая у тебя юность, но… Так хочется чтобы ты был только моим. Если ты меня сейчас слышишь, то прошу тебя – ничего мне не рассказывай о своих любовниках, если они были, ладно? Потому что я их изуродую, зааважу, потом сделаю из них зомби, допрошу и снова упокою. Не желаю ничего знать.

Северус молчал, но по тому, как чуть сошлись к переносице его брови, было понятно, что он все слышал.