Хрупкая прочная связь

— Люби меня, Ми, меня, а не листок бумаги, на котором написано, что ты должен это делать.

— Хорошо, — вздохнул я, сдаваясь, устав от всего этого. — Мне очень жаль, что я вообще заговорил на эту тему.

— Да, но ты это сделал.

— Ну и что? — пробормотал я, поворачиваясь к раковине, чтобы вымыть посуду. — Как я уже сказал, давай просто забудем о случившемся.

— Я уже ответил, что мы не можем… Ты не можешь выбросить это из головы, и я тоже. Мы оба облажались.

— Этого бы не произошло, если бы ты просто согласился выйти за меня.

— Конечно, — стоически ответил он. — И не произошло бы, если б тебе было достаточно того, что мы имеем сейчас.

— Ты…

— Нам пора спать. Завтра на работу, а уже полночь.

— И ты пойдешь спать? Сейчас? — я не верил своим ушам. — В самый разгар ссоры?

— Мы уже три недели ссоримся из-за этого, еще одна ночь погоды не сделает.

— Как ты сможешь уснуть?

— Привычка, — сказал он ровным голосом.

— Очевидно, для тебя это не так уж и важно.

— Ошибаешься, — ответил он. — Но думаю, нам обоим нужно время, чтобы подумать над нашими желаниями и возможностями.

— Над желаниями? О чем ты говоришь?

— Тебе ведь нужен муж, верно?

— Ян…

— Если это не могу быть я, тогда что?

— Тогда ладно, я переживу.

— Зачем тебе это? Почему бы не найти того, кто хочет того же, что и ты, и готов уступить?

— Я не хочу, чтобы кто-то уступал. Речь не о победе.

— Разве?

— Нет, идиот, речь о том, что я хочу провести всю оставшуюся жизнь с тобой.

— Так и я хочу того же, но только без этого гребаного кольца и дерьмовой бумажки!

— Почему ты всегда называешь свидетельство о браке клочком бумаги? Это гораздо важнее.

— Для тебя, — повторил он.

— Для очень многих людей!

— Речь идет не о многих людях, а о нас с тобой, точка.

— Отлично.

— Что отлично?

Я вздохнул.

— Решай сам, что тебе нужно, а когда решишь, дай мне знать.

— Я и так знаю. Я хочу, чтобы все оставалось так, как есть.

— Хорошо, — вздохнул я, слишком вымотанный, чтобы продолжать с ним ссориться.

Он пробормотал что-то, чего я не расслышал, и быстро зашагал вверх по лестнице. Пока Ян отсутствовал, я прибрался на кухне, включил посудомоечную машину и приготовился вывести на пробежку собаку, нашего оборотня Цыпу.

— Что ты там делаешь? — крикнул он мне сверху.

Обычно я выходил в гостиную, чтобы видеть его, когда пытаюсь докричаться на второй уровень.

— Нужно вывести Цыпу на улицу.

— Просто выпусти его на задний двор. Я уберу там завтра, когда мы вернемся домой.

— Нет, — крикнул я ему. — Нам обоим не помешает проветриться.

— Как хочешь, — проворчал он. — Я собираюсь в душ.

Я не стал дожидаться, пока зашумит вода. Вместо этого подошел к входной двери, вдохнул свежий осенний воздух и вышел в ночь. Уже похолодало, но не настолько, чтобы надевать теплую куртку. Толстовки на мне было вполне достаточно.

Закрыв за собой дверь, я поспешно сбежал по ступенькам и уже почти дошел до конца нашей улицы в Линкольн-парке, когда услышал свое имя.

Я повернулся как раз в тот момент, когда Ян бросился в мои объятия. Он с силой врезался в меня, крепко стиснув в руках, и уткнулся лицом мне в плечо.

— Не надо, — прошептал он.

Я вдруг осознал, что еще несколько мгновений назад даже не дышал. Только Ян мог такое выделывать со мной, ввергнуть в абсолютный анабиоз неопределенности — физически, умственно, эмоционально — и превратить в того, кто ждет.

Глубоко вдохнув, я прижался к нему, касаясь губами теплой кожи на шее, наслаждаясь ощущением Яна в своих объятиях, не желая отпускать его из-за страха, что от нас ускользает то, что мы только обрели, несмотря на наши с ним отчаянные попытки это удержать.

— Мы со всем разберемся, — сказал он дрожащим голосом. — Не вычеркивай мое имя из документов на дом и не делай ничего другого в таком духе.

— Я не могу этого сделать, — произнес я с комом в горле. — И я бы не стал, даже если б мог.

Он кивнул мне в плечо.

— Должна быть золотая середина, — вздохнул я, крепче сжимая объятия. — Мы найдем ее. Клянусь.

— Думал, блевану, когда ты вышел из дома.

— Нам просто нужно во всем разобраться. Это не смертельно.

— Нет, — быстро согласился он.

— Все будет хорошо, — заверил я, отстраняясь, чтобы видеть его лицо.

Долбаный Ян. Только он мог переломить ситуацию и заставить меня заверять его, что все будет хорошо, даже когда я сам не был уверен в правдивости своих слов. Черт побери, ведь это я больше всех расстроен; это у меня задеты чувства и уязвлена гордость, будто сердце проткнули пиками, потому что он не хочет быть моим мужем. Мне следовало бы вмазать ему по лицу, но он был не на шутку охвачен беспокойством. Я видел это по тому, как Ян хмурил брови, как потемнели его глаза, как плотно сжались губы и напряглись скулы. Он казался порядочно напуганным, и я не мог пойти на попятную только потому, что меня что-то задело, потому как в наших отношениях именно я всегда все улаживал и исправлял.

— Хорошо.

— Мы должны быть вместе, — произнес я, не только для него, но и для себя.

— Я знаю.