Хрупкая прочная связь

Я выдохнул все это: покалывающее беспокойство от того, что жизнь балансировала на острие ножа, бремя неуверенности и страха.

И вдохнул с облегчением, спокойствием, а больше всего — с благодарностью за свою жизнь, потому что она снова принадлежала мне. Потребовалась огромная концентрация, чтобы не броситься в объятия Яна.

— Джонс.

— Да, сэр?

— Возьми свой ноутбук и напиши отчеты дома. Поскольку ты пропустил сегодняшний выходной, отдохни в понедельник, и ты, Дойл, и Кон тоже. Вы трое в понедельник отдыхаете. Если понадобитесь, я позвоню.

— Благодарю вас, сэр, — сказал я, вставая. — За все.

— Да, сэр, спасибо, — произнес Ян своим резким голосом, вставая рядом со мной.

Мы все пятеро были уже на ногах, когда Кейдж вышел за дверь, не сказав больше ни слова.

Дорси кивнул и повернулся ко мне.

— Черт возьми, Джонс, босс отправил Хартли в ад ради тебя. Тюрьма ADX не шутки.

— Да, — согласился я через мгновение, оглядывая комнату, — но он сделал бы это для любого из нас.

Кейдж сильный и надежный, немного пугающий и очень покровительственный, вот почему мы все умерли бы за него, не задавая никаких вопросов.

— В этом и заключается его работа.

С этим никто не мог поспорить.

КОГДА МЫ ВЕРНУЛИСЬ домой, я хотел поговорить с Яном, но он заставил меня подняться наверх и принять душ, а сам принялся готовить что-нибудь поесть. Поскольку Ян наконец заговорил со мной, хотя ограничивалось это исключительно отдаваемыми приказами, я не стал спорить, а просто сделал то, что мне было сказано.

Это оказалось трудно — ни капли воды на гипс, ни капли воды на новые раны, где пули задели меня, однако мне удалось вымыть все остальные части тела и даже привести в порядок волосы, чтобы они выглядели так, будто беспорядочно уложены, а не так, как будто я только что встал с постели. В последнее время я не пользовался никакими укладывающими средствами. Мне было все равно, но теперь я снова чувствовал себя собой, потому что все это наконец закончилось. Я надрал задницу Хартли, и этот опыт все исправил. Я был выбит из колеи, но теперь все вернулось в норму. Хотелось танцевать. Или хотя бы съесть десерт перед ужином.

Все пережили этот суматошный день, даже капкейки. И когда я спустился вниз во фланелевых пижамных штанах и футболке, то удивился, увидев, что они валяются на тостере, пока Ян жарит стейки.

— А почему капкейки притесняют?

Ян взглянул на меня, нахмурился и вернулся к приготовлению ужина.

— Эй? — позвал я, подходя к стойке и беря контейнер. Все четыре кекса были великолепно покрыты глазурью, и я не мог дождаться, чтобы их попробовать.

— Аруна, как всегда, в восторге от того, что Цыпа останется у них на ночь, — пробормотал Ян.

Я пожал плечами, снимая обертку с одного капкейка.

— Она любит его, как и все остальные. Ничего особенного.

— Да, и я тут подумал, что мне правда нужно решить, что для него лучше.

— Угу, — рассеянно протянул я, потому что десерт был самой важной вещью для меня в тот момент. Я заслужил его после такого дня.

— Я имею в виду, это должно быть честно по отношению к нему, а не только тем, чего хочу я.

— Конечно, — ответил я, слизывая немного глазури.

— Не хочу быть эгоистом.

— Да нет, ты… подожди, что? — спросил я, теряясь в догадках, почему мы говорим о собаке.

— Для Цыпы.

— Да нет, я понял, что мы говорим о Цыпе. Я просто не понимаю, почему мы говорим о Цыпе.

— Потому что я должен думать о том, что лучше для него. Разве ты не слушал? — спросил Ян, повернув голову лишь на мгновение, чтобы пристально глянуть на меня, прежде чем снова вернуться к готовке.

— Вообще-то нет, но Ян, да ладно тебе. Ты для него лучше всех, — сказал я, положив капкейк на стойку, понимая, что он действительно решает, как поступить с собакой.

— Как ты можешь так говорить? — спросил он не взглянув на меня, вместо этого продолжая смотреть на стейки. Я любил «с кровью», так что один из стейков скоро будет готов. И хотя мне было приятно, что Ян внимательно относится к моей еде, я предпочел бы, чтобы он полностью сосредоточился на мне. — Они берут его с собой в походы, у них огромный задний двор, где он может побегать, он присматривает за ребенком, он любит Лиама и Аруну, и…

— Ян… — Почему он нес эту чушь, я понятия не имел.

— Я знаю, что он будет частью их семьи и…

— Ян.

— Он заслуживает того, чтобы его любил самый лучший человек, и может быть, это не я, а я должен…

— Пожалуйста, перестань.

Он замолчал.

И тут до меня дошло, что у моего мальчика началась паническая атака, а я даже не заметил этого. Конечно, у меня была весомая причина и все такое, но все же. Сейчас ему требовалось все мое внимание.

— Ян, дорогой, возможно, ты имеешь в виду вовсе не собаку?

— Да ладно тебе, Миро, брось, — огрызнулся он.

Боже, разве это не очевидно?