Хрупкая женщина

– На мой взгляд, нет, – его тёмные брови вновь высокомерно сдвинулись; романы в мягких обложках обычно характеризуют эту гримасу как основное отличие демонического головореза от главного героя.

Бентли Хаскелл выглядел точно ребёнок, у которого отняли мячик.

– Этот шедевр опубликован?

– Не вижу ничего смешного. Я заканчиваю второй черновик.

– Вот как? Иными словами, ты ещё не у всех на слуху. Почему бы не дождаться, пока книга выйдет в твёрдой обложке, чтобы преподнести эту мерзость родителям.

Бен поджал губы.

– И вовсе это не мерзость! А старикам вовсе не обязательно читать мою книгу. Честно говоря, я надеюсь, что, увидев моё имя на обложке, они смягчатся и отстанут от меня. Родители настаивают, чтобы я пошёл работать к дяде Соломону. Он владеет рестораном на Лестер-сквер.

– Звучит совсем недурно, милое семейное дело.

– Да я и сам одно время подумывал об этом. Я прошёл стажировку в лучших ресторанах Европы и Штатов. Но в прошлом году, когда я работал в Париже, меня одолел писательский зуд. Перспектива провести остаток жизни, склонившись над раскалённой плитой, меня больше не привлекает.

Так он повар? Неужто нигде нет спасения от еды?

Проявлять сочувствие к тому, кто смог беспечно отринуть прелести кулинарного ремесла, было выше моих сил.

– Полагаю, – язвительно сказала я, – работа под крылышком дяди Соломона катастрофическим образом скажется на цельности твоей художественной натуры. А живёшь ты случайно не на чердаке?

Бен сложил салфетку и бросил её на стол.

– Благодаря славному «Сопровождению на ваш вкус» и особам вроде тебя я не голодаю.

– Ты хочешь сказать, благодаря «крепким» старым девам! – я неуклюже встала и схватила сумочку. – Почему бы тебе не оторвать зад от стула?

– Что за мерзкий лексикон! – его голос преследовал меня всю дорогу, пока я тащилась к двери. – Моя матушка никогда не разрешала мне водиться с девицами, которые позволяют себе подобные словечки.

Ну и зануда! Мы вышли на улицу, где по-прежнему царил пробирающий до костей холод. Но ненастная погода и в подмётки не годилась нашему ледяному молчанию. Мы уже отъехали от кафе, когда Бен вспомнил про злосчастную грелку. Он развернул машину, резко затормозил у заведения и сбегал за обогревательным устройством.

Вторая половина пути оказалась ещё более отвратительной. В кромешной тьме автомобильные фары не могли больше чем на десять футов пробить вихрящуюся над шоссе поземку. Ледяные порывы ветра стряхивали с деревьев снег, обрушивая на нас целые сугробы. Возможно, именно по этой причине мы с Беном не разговаривали. Тётушка Сибил ждала нас к семи. Сейчас было приблизительно половина десятого. Мы миновали городишко Уоллд-Минстербери и продолжали мчаться на восток.

– Сможешь показать дорогу к дому твоего дяди от деревни Читтертон-Феллс? – после долгого молчания голос Бена прозвучал столь неожиданно, что я, впавшая было в состояние, близкое к трупному окоченению, дёрнулась и, разумеется, задела руль. Автомобиль вильнул.

Бен выпалил слово из своей книги (я не виню его, каждый на его месте занервничал бы), не слишком вежливо отпихнул меня локтем и после некоторых усилий выровнял машину.

– Прежде чем угробить нас обоих, ответь, ты знаешь дорогу?

Вот самый удобный случай искупить свою вину. Но я отношусь к тем несчастным, которые и в нормальных условиях не способны без карты найти дорогу от собственной двери до ближайшей булочной, а данные обстоятельства никак нельзя было назвать нормальными. Я даже Бена не видела, что уж тут говорить об указателе.

– Тебе это, наверное, не понравится, – осторожно заговорила я, – но я не была здесь с двенадцатилетнего возраста… И нечего рычать на меня! – я вгляделась в темноту. – В такую погоду протяни руку – потеряешь её навсегда.

– Большое спасибо, – насмешливо отозвался человек-невидимка.

Автомобиль подпрыгнул, пронзил гигантский сугроб и неторопливо заскользил к дереву, или телеграфному столбу, или какому-то иному препятствию, которое не имело никакого права торчать в самом центре тумана и снежного вихря.

Иногда, хотя и крайне редко, солидный вес оказывается на пользу. Я честно взяла на себя тяготы по выпихиванию машины из кювета. Приняв во внимания мои усилия, Бен неохотно похвалил меня – если быть до конца точной, он обозвал меня «приятелем». Час спустя, когда мои ноги вновь стали напоминать мороженую рыбу, нам удалось вернуть автомобиль на дорогу. В полном изнеможении я забралась в машину.

Я была готова к тому, что грелка не вынесет пережитого; но настоящим потрясением стало открытие, что аккумулятор вот-вот последует её примеру. Двигатель оглушительно чихнул, пару раз плюнул и издал последний хриплый вздох. Мой гороскоп никогда не предсказывал, что я завершу свои дни подобным образом. Но вот я здесь, на пустынной сельской дороге, в рваных и грязных шёлковых юбках, обвивших мои ноги под пальто, которое и не думает согревать свою владелицу. Да ещё цепляюсь за руку человека, с которым познакомилась несколько часов назад.