Хрупкая женщина

– Пойдём пешком, – процедил сквозь зубы сэр Галахад (Один из рыцарей Круглого стола в сказаниях о короле Артуре, воплощение рыцарских добродетелей), – мы непременно доберёмся до деревни ещё до конца столетия.

В темноте проступило дерево, его тонка ветка потянулась ко мне и царапнула щёку. Это уж слишком! Я конченая, сломленная женщина, и жизнь моя не удалась.

– Вижу свет! – внезапно взревел Бен.

От его воинственного вопля я едва не испустила дух и лишь чудом не рухнула на землю, не сейчас был не самый подходящий момент для пререканий. Справа от нас тёмным призраком маячил дом, подмигивая хитрым жёлтым глазом. Я невольно обернулась, и Бен обхватил меня, ну точь-в-точь как товарищу по несчастью.

– Пойдём, Элли! – он сжал мою руку, и мы потащились на огонёк.

Через несколько минут мы стояли у старых покосившихся ворот.

– Цивилизация! – выдохнул мой кавалер.

– Не то слово! – торжественно объявила я. – Даже у почтовых голубей не могло получиться лучше. Это же Мерлин-корт!

Глава четвёртая

– Мне кажется, – проворчал Бен, – старый замок мог бы позволить себе такую роскошь, как дверной звонок.

– Терпение! Дед дядюшки Мерлина, создатель этого средневекового чудища, испытывал неприязнь к банальностям, – хлюпая башмаками, я проковыляла следом за Беном по узкому мостику, перекинутому над крошечным рвом. Меня переполняли ощущения ловца жемчуга, вынырнувшего из морской пучины. – Где-то слева имеется страшненькая горгулья. Не пугайся, это всего лишь молоточек.

– Вот это?! А я-то думал, что за поганка на стене пристроилась. И что мне с ней делать? Как следует стегануть ремнём?

– Болван! Дёрни за язычок, глазки и повернутся.

Бен с брезгливой гримасой дёрнул за огрызок, исполнявший роль горгульего языка. Мы замерли, прислушиваясь к поднявшемуся внутри дома страшному грохоту. Судя по звуку, в честь нашего приезда хозяева решили расколотить всю посуду.

– Кто там? – наконец вопросил из-за двери недоверчивый голос.

– Тётя Сибил? Это я, Элли!

– Иди первой, – сказал Бен, учтиво отшатнувшись в сторону. – Если кто-нибудь свалится тебе на голову, я сумею вызвать подмогу.

Заскрипел засов, и клин света нерешительно увеличился.

– Милая! Мы уже перестали тебя ждать. Мерлин отправился спать час назад, – тётушка Сибил близоруко вгляделась в темноту. – А это, должно быть, твой кавалер. Заходите, заходите, дорогие мои, пока ветер не сорвал дверь. Господи! Ну и видок…

– Прошу вас, – Бен театрально вскинул руку, – не надо слов! Мы с Элли сознаём, что выглядим как забредшие на огонёк вампиры.

Мы очутились в холле – мрачноватом помещении, освещённом парой тусклых газовых светильников, которые придавали зловещий вид двум изъеденным молью лисьим головам, с плотоядными улыбками взиравшим со стен.

– Дорогая моя, – тётушка Сибил запечатлела на моей щеке вялый поцелуй. – Вам бы сейчас неплохо принять горячую ванну, но у нас возникли трудности с котлом. Старик Джонас, наш садовник, в обязанности которого входит следить за такими вещами, окончательно ослаб. Неприятно, конечно, но нет худа без добра. Иначе Джонаса, с его грязными ботинками и немытой шеей, нам неизбежно пришлось бы терпеть в гостиной, будто он член семьи. Старик совсем распустился, а Мерлин всегда был слишком снисходительным к нему. А теперь решайте, вы подниметесь наверх, – она сделала паузу, подбирая слова, – или предпочитаете направиться сразу в гостиную, поближе к огню?

Даже спустя столько лет я не забыла жуткого холода, царившего на втором этаже, а потому решительно высказалась за тепло.

– Отличная мысль! – поддержал меня Бен. Он снял пальто и кинул его поверх моего на приличную груду верхних одеяний, высившуюся на тонконогом столике. – А то мне кажется, ещё немного, и я покроюсь плесенью.

– Мерлин будет расстроен, что пропустил твой приезд, – тётя Сибил шла впереди меня. Её тёмное шёлковое платье собралось на пояснице очаровательной гармошкой, и сзади она походила на маленького раздражённого носорога. Тётушка не считала стихийные бедствия уважительной причиной для опоздания.

В детстве гостиная напоминала мне покойницкую. С годами она краше не стала. Как и в прихожей, здесь тускло мерцала газовая лампа, по углам сиротливо жались зажжённые свечки, освещая жутковатые старинные буфеты, смахивавшие на надгробные памятники. На редкость отвратительным дополнением меблировки служила висевшая над камином картина, изображавшая юную деву на смертном одре: губы застыли в безмятежной улыбке, восковая рука сжимает розу, а на заднем плане толпятся какие-то мрачные личности.

Мои родственники расположились полукругом перед камином – прямо актёры из викторианской мелодрамы. Но вот тут я дала маху. Актёрами были мы с Беном, а мои родственнички – благодарными зрителями.

– Боже мой, Элли! – фыркнула тётушка Астрид, всё такая же несгибаемая, как и прежде, в знакомой чёрной блузке на китовом усу. – Что ты с собой сделала?

– Похожа на гигантскую мокрую крысу, – с лучезарной улыбкой вставил Фредди.