Хрупкие создания

Я пытаюсь не показывать виду, что меня это задело, но тело не слушается. Резко вдыхаю, спотыкаюсь о собственную ногу и чувствую, как за ушами начинает скапливаться пот. Силюсь вспомнить свой план, как причинить ей боль.

– Ох, прости, – продолжает Сей Джин, вглядываясь мне в лицо. – Может, я ошиблась с переводом?

Она улыбается, но на ее идеальной кремовой коже не появляется ни одной ямочки или складки. Конечно, Сей Джин не ошиблась с переводом. Ее английский идеален, но она всегда винит в своей жестокости языковой барьер. А я даже не могу как следует защитить своего неизвестного отца. Я понятия не имею, кто он, знаю только, что он белый. И практически призрак. Другие девочки замолкают, чтобы послушать нашу с Сей Джин перепалку.

Большинство приехало из Сеула, когда им было по шесть лет, в то же время, когда сюда поступала и я. И сначала мы все были друзьями. Они жили у ближайших корейских родственников, и моя мама часто приглашала их погулять по городу. Мы вместе обедали и устраивали ночевки.

Но после того, как Сей Джин распустила обо мне слух, все встали на ее сторону. Они перестали разговаривать по-английски в моем присутствии, перестали приходить в мою комнату ночью, чтобы посплетничать о глупых американских девочках. Я больше не была частью их комфортного сообщества и стала полным изгоем.

Теперь Сей Джин убедила всех, что я не подхожу им, потому что полукровка и не говорю по-корейски, а еще наверняка полезу к каждой с поцелуями. Этого достаточно, чтобы они сторонились меня. Но на самом деле Сей Джин боится того, что я знаю ее секрет. Если узнают они, как изменится их отношение? Что подумает Джейхи? Она превратится в одиночку.

– Моя мама говорит, что твоя спала направо и налево, чтобы продвинуться по карьерной лестнице, – атакует Сей Джин. – Может, твой папаша один из учителей. Или богач какой-нибудь.

Она наклоняет голову. Я не могу защитить свою маму – может, все это и правда – и ухожу, ничего не ответив. Но я знаю, что ее мама ничего такого не говорила. Все это – мои слова. Я сама все это придумывала, когда злилась на нее. Мама Сей Джин относится ко мне хорошо. Всегда гладит меня по голове и говорит, какая я красивая.

Я краснею. Мне тяжело не оглянуться – чувствую прожигающий во мне дыру взгляд Сей Джин. Ее слова все еще эхом звучат у меня в ушах. Иду медленно, с прямой спиной, словно она вообще никак меня не задела.

После эпизода с Сей Джин и ее друзьями стерильный, сверкающий металлом кабинет диетолога кажется почти избавлением. Почти. Но здесь я хотя бы могу посидеть на прохладном столе и насладиться тишиной, пока медсестра Конни не придет и не испортит все. Зашитые в леотард воны тихонько звякают, когда я нервно шевелюсь.

Офис медсестры зажат между студиями на первом этаже – постоянное напоминание о том, что она всегда здесь и всегда готова убедиться, что мы следим за своим весом. Все ее инструменты на виду: блестящие зловещие весы, две штуки – одни электронные, а вторые обычные. На стене – сантиметровые ленты, точно змеи – угрожающие, готовые выдавить из тебя самые страшные тайны. И когда это произойдет, ты поймешь, что зашла слишком далеко, что тебя ждет отправка домой, потому что твоих костей и кожи недостаточно для того, чтобы тебя поддерживать.

Я лишь однажды столкнулась с этими змеями, в восьмом классе, когда весила меньше сорока пяти килограммов. Моей маме позвонили, и она почти увезла меня домой. В те выходные я ела без остановки, набирала вес, словно поросенок на откорме, и потом перешла нужный рубеж, и мне позволили остаться в школе.

Вес монет успокаивает, и о них я и думаю, когда появляется медсестра Конни и без слов начинает сразу же измерять мне давление – опять пониженное – и проверять пульс.

– Сними юбку, пожалуйста, – говорит она.

– Я бы не хотела… – запинаюсь.

Она машет рукой. Сегодня медсестра Конни не хочет слушать извинения.

– Когда в последний раз была менструация?

– Две недели назад. – Лгать легко, потому что я все еще веду календарь для несуществующих циклов. Просто на всякий случай.

– Сексуально активна?

– Нет, – отвечаю и задумываюсь, изменится ли ответ хоть когда-нибудь.

Она напоминает о том, что следует предохраняться. В прошлом году ходили дикие слухи, что Кэсси изменяет своему парижскому парню, Анри, – многим хотелось, чтобы они разошлись, не заполучили славу великой балетной пары.

Интересно, занимались ли они вообще сексом. И если да, помогало ли им это в танце. Разговаривала ли медсестра Конни с Кэсси более обстоятельно по этому поводу?

– Встань, – приказывает она, и я подчиняюсь, становлюсь на обычные весы, такие же злые, как и любой наш преподаватель. А то и злее.

Закрываю глаза и задерживаю дыхание. Воздух кажется тяжелым. Медсестра Конни передвигает гирьки с одного конца на другой, и они решают мою судьбу. Вместе с ней. Каждую неделю.

Медсестра хмыкает. Ее беспокойный тон проникает мне под кожу. Холодный пот бежит по спине и по лицу, смывая косметику. А потом она говорит:

– Почти пятьдесят. Нехорошо. Давай на другие весы.