Хрупкие создания

– Таков порядок. Я должна убедиться, что нет крупных повреждений ткани.

И потом до меня доходит. Все, ради чего я так много работала все эти годы, может закончиться здесь. Просто испариться из-за того, что эти злые девчонки потом назовут шуткой.

– Да-да, конечно, – вклинивается мистер К. – Алек, отнеси ее к фургону. И езжай с ней.

Медсестра Конни берет свою сумку и мою медицинскую карточку. Алек проносит меня по коридору перед всей школой. В этот раз я не пытаюсь вырваться. Здесь собрались все – смотрят, шепчутся и ждут. Закрываю глаза и прячу лицо у Алека на груди.

Мы погружаемся в фургон, и Алек принимается рисовать круги, сердца и треугольники на моей ладони. Меня это успокаивает.

Мы мчимся по авеню Колумба, и мне кажется, что на самом деле я сплю. Стараюсь не думать о том, что травма сделает с моей карьерой. По окнам бьет ветер. На небе собираются тучи. Плохое знамение. Весенняя гроза.

Стопа пульсирует. Сжимаю пальцы Алека в своих и сдаюсь на милость его добрых слов.

– Все будет хорошо, – шепчет он.

– Наши па… – бормочу я, но он только качает головой.

Не открываю глаза всю поездку. Ждать нам не приходится: медсестра провожает нас в отдельную комнату и задергивает занавеску. Алек помогает мне лечь.

– Алек, тебе придется подождать в коридоре, – просит Конни.

Он бросает на меня обеспокоенный взгляд и уходит. Входит другая медсестра.

– Как это случилось?

Я не могу ответить, а она продолжает бомбардировать меня вопросами. Я их не слышу. Конни передает ей мою книжку.

– Вот вся ее медицинская история и результаты последнего обследования.

Закрываю глаза и слышу, как Конни вводит вторую медсестру в курс дела. Не слушаю, как они обсуждают мое сердце. Новая медсестра осматривает мою ногу и проводит по ней чем-то ледяным.

– Глубокий вдох, – командует она.

Я делаю самый глубокий вдох в своей жизни, и она вынимает стекло из моей стопы.

Больше крови. Больше боли. Больше жара.

Смотрю вниз. Кровь повсюду, она сочится из нескольких глубоких ран на пятке – кажется, что меня порезало до самой кости. Похоже, это конец. А мама беспокоилась о сердце. Смогу ли я снова танцевать? Вопрос замирает на губах. Потому что на самом деле я не хочу знать ответ.

– Сейчас потеряет сознание, – предупреждает медсестра Конни. – У нее проблемы с сердцем.

Кто-то опускает мою голову мне между колен и приказывает дышать. На меня надевают кислородную маску. К пальцам пристегивают монитор. Он пищит безостановочно. Дико. Слишком быстро.

Медсестра неодобрительно цокает, глядя на показатели на экране. Конни замерла у стола, где больничная медсестра разложила то, что вытащили из моей ноги. Она надевает резиновые перчатки и поднимает что-то на свет. Морщит лоб.

– Хм, – бормочет медсестра Конни про себя. – Похоже на крошечные осколки стекла.

29. Бетт

После репетиции я остаюсь в студии. Коридоры пусты, все попрятались по своим комнатам после того, что случилось с Джиджи. А я не чувствовала себя настолько готовой к танцам с тех пор, как вывесили список весенних балетных ролей. И потому танцую. Балансирую на цыпочках, привыкаю к новой высоте.

На пуантах мне нет равных. Танцевать в балетных тапочках – одно дело, и такие, как Джиджи, могут не переживать за свою технику или особое отношение. И я все понимаю. Когда она танцует, то зрителям кажется, что они тоже на такое способны, – они чувствуют ее радость и видят, с какой легкостью Джиджи все вытворяет.

Пуанты такой свободы не дают. Для детской непосредственности не остается места, когда все зависит от того, насколько прямую линию образуют твои ноги.

Хватаюсь за станок и делаю несколько обычных упражнений, готовлю мышцы к неестественному положению, которое им предстоит поддерживать. Перед глазами мелькает окровавленная стопа Джиджи и алая-алая кровь. Я все еще слышу ее крики. Проворачиваю в голове все произошедшее и танцую еще усерднее.

Растворяюсь в вариациях. У всех нас слезали ногти, у всех бывали синяки, фиолетовые и желтые – настоящее современное искусство. Но после сегодняшнего… Ноги Джиджи такого не выдержат.

Выкладываюсь на полную. Считаю про себя ритм. Не хочу включать музыку – вдруг кто-нибудь заглянет? Не хочу видеть даже крысят. Только я и зеркало – и воспоминания о стекле и коже в моей голове.

Замечаю в отражении, что я улыбаюсь. С чего бы? Если меня кто-то сейчас увидит, то точно подумает, что я виновна. Меня и так наверняка подозревают. Особенно те, кто знает, что это я написала послание на зеркале и что за мной водятся и другие мелкие проделки.

Кто бы ни подложил стекло Джиджи в туфлю, он целился и в меня. Подставил меня намеренно. Прикидываю в голове возможных виновных. На первом месте Джун. Потом Уилл, раз Алек официально сошелся с Джиджи. А еще Анри, который вроде хочет отомстить за Кэсси.