— А нам повезло, — сказала мать, прислушиваясь к шуму начавшегося дождя. — Поднимусь к себе — отдохну. Закрой, пожалуйста, окна, если дождь усилится.
Манек кивнул и помог матери подняться по ступенькам. Та улыбалась, превозмогая боль, и радостно опиралась на его плечо, гордясь его силой и стойкостью.
Мать легла в постель, а Манек спустился вниз и подошел к окну, глядя на огненные разряды молний и наслаждаясь раскатами грома. В Дубае он скучал по дождям. Долину постепенно окутало покрывало тумана. Манек беспокойно ходил по комнате, а потом решительно направился в магазин.
Он осмотрел то, что находилось на полках, получая удовольствие от вида наклеек с названиями фирм на банках и коробках — того, что он так давно не видел. Но каким маленьким и жалким показался ему сам магазин, бывший для него раньше центром вселенной. Как далеко он ушел от него! Так далеко, что возвращение казалось немыслимым. Что держало его вдали все это время? Конечно, не чистый и сверкающий Дубай!
Манек спустился в подвал, где дремал в бездействии аппарат для закупоривания бутылок. Паутина обволокла его саваном. Как писали родители, «Кохлах-колу» почти не брали — в последнее время расходилось не больше дюжины бутылок в день, и покупали только верные друзья и соседи.
Он бесцельно бродил между пустыми бутылками и деревянными ящиками. В углу погреба лежала кипа истлевших от времени газет, почти не видная за джутовыми мешками. Манек провел рукой по грубой мешковине, ощущая колючую поверхность ткани и вдыхая неповторимый запах древесины. Газеты были десятилетней давности и сложены не по порядку. «Странно, — подумал Манек, — ведь отец складывал их аккуратной стопкой, заворачивал в них товар или делал пакетики. Должно быть, перепутались».
Он решил взять газеты наверх — просмотреть. Чтение старых газет — подходящее занятие в сумрачный, дождливый день.
Манек устроился в кресле у окна и раскрыл пожелтевшие, пыльные страницы первой газеты. Она относилась ко времени выборов, когда отменили чрезвычайное положение и премьер-министр проиграла оппозиции. В газете писали о злоупотреблениях в период чрезвычайного положения, приводили свидетельства пыток заключенных и бесчисленных смертей в тюрьмах. Редакционные статьи, не имевшие никакой позиции во время режима, теперь требовали создания специальной комиссии для расследования злоупотреблений и наказания виновных.
Многословие статьи раздражало, и Манек взял другую газету. Споры нового правительства о том, как поступить с бывшим премьер-министром, были скучны и неинтересны. Разнообразие внесла только статья, приводящая слова одного министра: «Она должна понести наказание. Это страшная женщина, порочная, как Клеопатра». Единственным единодушным решением этого недееспособного правительства было запрещение в стране «кока-колы» из-за отказа производителей поделиться секретной формулой состава и из-за предпочтения этого напитка местным. Благодаря разным подходам и ухищрениям решение удовлетворило всех национальных изготовителей напитков.
Манек пролистал еще несколько газет и узнал, что за это время правительство выдохлось в бесконечных спорах — пришлось назначить новые выборы. Экс-премьер была готова избавиться от ненужной приставки и вернуться к власти. Теперь редакционные статьи изменили направление, приняв по отношению к ней раболепный тон, обычный при чрезвычайном положении. Один писака подобострастно высказался в таком духе: «Похоже на то, что премьер-министр является воплощением нескольких божеств. Вне всякого сомнения, она обладает потенциальной силой, сосредоточенной в основании позвоночника, там пробуждается Кундалини Шакти[153]
и выводит ее за грань обычных возможностей». В высказывании не было никакой иронии, оно было частью длинного панегирика.Пресытившись политикой, Манек развернул спортивные страницы. Здесь были фотографии с крикетных матчей, снабженные саркастическим замечанием капитана австралийской команды, удивленного тем, как это «кучка нищих из страны третьего мира, решила, что может играть в крикет?» Дальше следовали снимки фейерверков, праздника и ликования, когда «кучка нищих» обыграла Австралию.
Манек стал быстрее пролистывать газеты. Через какое-то время даже фотографии стали казаться ему одинаковыми. Крушение поезда, наводнения, обрушение моста, министры, увенчанные венками, министры, произносящие речи, министры, посещающие места природных катаклизмов с человеческими жертвами. Он листал газеты, поглядывая в окно, за которым разыгралась стихия — бешеный ливень, гнущийся под напором ветра гималайский кедр, копья молний.
Но вот что-то в газете привлекло его внимание. Манек вернулся назад, чтобы взглянуть еще раз. На фотографии с большого вентилятора свисали три молодые женщины. На них были холи и нижние юбки. Один конец сари у каждой был привязан к лопасти вентилятора, другой — обернут вокруг шеи. Головы свесились на грудь. Руки болтались, как у тряпичных кукол.