— Прости меня, — повторила она в который раз, — нам нужно переехать. Куда-то, где не так холодно.
Он перехватил ее руку.
— Все в порядке, — ответил Драко, переплетая их пальцы. — Вообще я искал тебя, потому что хотел сказать кое-что.
— Что думаешь насчет юга Франции? Или, может, Греция? Однажды я ездила туда с родителями. Или Австралия — никто не узнает нас там.
— Все в порядке, — повторил он.
— Нет, не в порядке. Здесь слишком холодно для тебя. И у тебя нет друзей. Ты почти как в тюрьме, — она чуть не расплакалась и попыталась высвободить руку.
Драко не отпускал. Он притянул ее ближе, пока их лица почти не соприкоснулись. Она опустила глаза и уставилась на их переплетенные пальцы.
— Гермиона, я хотел тебе кое-что сказать, — тихо произнес он. Его дыхание скользнуло по ее щеке.
Она резко подняла глаза. Они были так близко. Взаимное притяжение между ними было словно натянутая струна. Если Гермиона повернет голову, их губы соприкоснутся. Она слегка задрожала и кивнула головой в противоположную сторону.
Ей казалось, будто из комнаты разом исчез весь воздух.
Она хотела обернуться. Прикоснуться ладонью к его щеке или шее, почувствовать, как учащается его пульс, как расширяются зрачки, когда она прижалась бы губами к его губам. Он бы обнял ее за талию и притянул бы ближе, и их сердца слились в едином ритме. Она хотела узнать, осталась ли его кожа на вкус такой же, как и раньше. Ощутить его холодные руки, скользящие по ее спине и согревающиеся от ее кожи…
Полено в камине, охваченное огнем, треснуло, и рассыпало вокруг искры.
Гермиона отстранилась.
— Что сказать?
Драко наклонился к ее лицу и прошептал:
— Я хотел сказать, что верю тебе. Верю в то, что ты любишь меня.
Он замолчал, когда ее зрачки расширились. Ее сердце, казалось, пропустило удар, а затем затрепыхалось, словно испуганный кролик. Гермиона продолжала смотреть на него в ожидании, когда моргнет, и все снова рухнет. Когда она убедится, что окончательно впала в бред.
У ее рук, впрочем, были собственные намерения. Они схватились за концы одеяла, накинутого на него, и притянули его бесконечно близко, прежде чем она одернула себя.
Ее глаза были прикованы к его лицу. В поисках любых сомнений. Колебаний. Он отвечал ей спокойным взглядом.
— Ты… веришь? — неуверенно переспросила Гермиона.
Он слегка кивнул, не нарушая зрительный контакт.
— Я довольно много размышлял об этом. Понимаешь ли, несколько месяцев назад ты серьезно лягнула меня в голень — а любовное зелье ни за что не позволило бы тебе такое самодурство. Поэтому, исключив и несколько других вариантов, я вынужден признать, что нет иных правдоподобных…
Она потянулась вперед и прильнула к его губам.
— Я люблю, — с горячностью отозвалась Гермиона, запутавшись пальцами в его волосах, — люблю.
Он притянул ее к себе, и они утонули друг в друге. Целуясь без чувства вины, кружась в водовороте вожделения и счастливого облегчения. Как если бы они вернулись домой из путешествия, которое и не надеялись пережить. Она обняла его крепче и прижалась к нему, изливая свое сердце в его губы.
— Ты это всерьез? Действительно веришь мне? — все еще не решаясь признать это, затем спросила Гермиона.
Драко посмотрел ей в глаза и кивнул. Она всхлипнула от облегчения и снова поцеловала его. Он запустил пальцы в ее волосы, потянул, выгибая ее шею назад, чтобы ощутить, какова та была на вкус.
Они оказались в аду и уцепились друг за друга, чтобы не сломаться. И когда все успокоилось, оказалось, что их душевные раны идеально совпадают друг с другом.
Она пыталась не плакать в его объятиях, но не могла сдержаться. Слезы беззвучно катились по ее щекам. Когда Гермиона чуть отодвинулась, чтобы попытаться смахнуть их, она обнаружила, что он тоже плачет.
Она никогда не видела, чтобы он плакал. Ни когда его пытали. Ни когда они были вместе. Ни когда он дал ей противоядие и развернулся, чтобы уйти. Ни когда его выпустили из тюрьмы. Его голос срывался, а лицо искажалось от эмоций, но она никогда не видела в его глазах слез.
Гермиона стерла слезы с его лица.
— Я люблю тебя, — тихо сказал Драко, смахивая ее слезы.
— Я верю.
Она прижалась щекой к его ладони и провела пальцами по изгибу его скулы.
Он все еще был худым — он всегда был худым. Но изможденность исчезла. Боль и опустошение войны перестали быть единственным, что можно было разглядеть в его глазах. Любовь сияла гораздо ярче.
— Я всегда буду любить тебя, — продолжила Гермиона, — даже если забуду всю свою жизнь. Уверена, я буду искать тебя. Я всегда буду чувствовать, что тебя не хватает.
Она легко прикоснулась подушечками пальцев к шрамам на его плече.
— Я всегда буду немного сломленной, — сказала она дрожащим голосом. — Но я буду стараться изо всех сил любить тебя правильно.
Он притянул ее к себе, и ее голова прижалась к его плечу.
— Ты любишь лучше, чем кто-либо. Единственное, о чем я всегда мечтал, — это узнать, какова ты на вкус.
В ту ночь они занимались любовью. Свободной от вины и сожалений. Не чтобы забыться или сбежать от мира. Они просто любили друг друга.