Хрущевка. Советское и несоветское в пространстве повседневности

И тем не менее ни первый, ни второй сборник нормативных документов не разъясняют функционального назначения «общих комнат». И вот здесь может помочь анекдот 1961–1962 годов о якобы бесперегородочном житье-бытье советских людей, скорее всего новоселов «хрущевок». В тексте фигурируют ареалы с вполне понятными бытовыми назначениями: в спальне следует спать, в столовой, правда нередко совмещенной с кухней, по выражению профессора Преображенского – «принимать пищу», в кухне – ее готовить, в детской – размещать детей для сна и игр. Упоминается в шутке и гостиная, но что полагалось делать в этом помещении людям эпохи 1960-х – неясно.

Сам термин явно вызывал ассоциации с дореволюционной повседневностью обеспеченных слоев населения. В «Толковом словаре живого великорусского языка», созданном Владимиром Далем и опубликованном впервые в 60-х годах XIX века, можно прочитать: «…гостúная ж. покой или комната, гдѣ принимаютъ гостей». В первом издании «Большой советской энциклопедии» (1930. Т. 18) такой термин отсутствует вообще. В середине 1930-х годов в толковом словаре русского языка под редакцией Дмитрия Ушакова «гостиная» – это и «комната в квартире для приема гостей», и «комплект мебели, специально предназначенный для такой комнаты». На рубеже 1970–1980-х годов лингвисты Института русского языка АН СССР фиксируют некую «устарелость» лексемы, обозначающей комнату «в квартире, богатом доме для приема гостей» (курсив мой. – Н. Л.). Одновременно сохраняется «мебельный» контекст толкования понятия как специфического интерьерного набора – особых стульев, столов, кресел и т. д. Принципиально новым можно считать следующее уточнение слова «гостиная». Так в позднее советское время называлась «общая комната для отдыха» (курсив мой. – Н. Л.). Ну а если следовать логике песика Фафика, то вполне барский локус обретал право на жизнь и в пространствах типового строительства. Это предположение подтверждает и анекдот, приведенный в начале главы. Кроме ерничества по поводу советской действительности, шутка содержит информацию о появлении в обычном жилье специфических бытовых сфер. Можно предположить, что здесь зарождались ранее неизвестные и совершенствовались уже существовавшие формы отдыха. Не связанные с территориями спален и проблемами деторождения и секса, в научном дискурсе они часто маркируются термином «рекреация».

Это понятие существовало в русском языке уже в середине XIX века. Даль толковал его как некий галлицизм, означающий «отдых от службы, от учения, праздники, каникулы». Гениальный языковед зафиксировал и наличие словосочетания «рекреационная зала». В словаре Ушакова, где отражены и языковые новации 1930–1940-х годов, и устойчивые лексемы прошлого, есть существительное «рекреация». Имеется и производное от него прилагательное. Оно толкуется как устаревшее понятие, означающее перерыв между школьными занятиями, – синоним слова «каникулы». Судя по третьему тому «Словаря русского языка» (1983), в позднесоветский период слово «рекреация» анахронизмом уже не считалось. Оно означало «отдых, восстановление сил человека, затраченных на трудовую деятельность», а также время, локусы и некие мероприятия, необходимые для успешного осуществления этих процессов. Своеобразная «лингвистическая реабилитация» в данном случае свидетельствует о гуманизации не только языка, но и практик повседневности. По данным «Большой российской энциклопедии», уже со второй половины 1960-х в СССР для описания ситуаций, связанных с отдыхом, употреблялся термин «рекреация».

Нормальный отдых человека в первую очередь зависит от продолжительности его пребывания на производстве, в офисе, в учебно-исследовательском заведении или в учреждении сферы торговли и бытового обслуживания. Так формируется важнейший показатель свободного времени – его объем. Он, в свою очередь, казалось бы, косвенно, но вполне ощутимо влияет на поведенческие стереотипы людей. Не случайно в обществах индустриального толка время для отдыха и сна регулируют прежде всего с помощью законодательства о продолжительности рабочего дня. Это понимали и мыслители, и предприниматели уже во времена первой промышленной революции конца XVIII – начала XIX века. Именно тогда появилась идея «трех восьмерок»: восьмичасового рабочего дня, восьмичасового сна и восьмичасового отдыха, но уже без погружения «в объятия Морфея».

У классиков марксизма в тексте «Капитала» можно встретить рассуждения о свободном времени, которое предназначено не только для образования и интеллектуального развития, но и для «выполнения социальных функций, для товарищеского общения, для свободной игры физических и интеллектуальных сил…» Не обошел вниманием важную проблему повседневной жизни и Ленин. В работе «Новый фабричный закон» (1899) он отметил, что дни и часы, не занятые производственным трудом, нужны личности «для отдыха, для своего развития, для пользования своими правами как человека, как семьянина, как гражданина».