Хрущёв и Насер. Из истории советско-египетских отношений. Документы и материалы. 1958–1964

Следовательно, дело, в сущности, было не только в том, что египетский народ воевал один, и не только в том, что он знал, что останется один, но всё – до момента советского предупреждения, которое было сделано через девять дней после начала битвы, – всё зависело от стойкости этого народа, его готовности идти на жертвы и, наконец, от его решимости упорствовать.

И всё же мы были восхищены советским предупреждением и его действием и не уставали говорить о нём с признательностью и благодарностью.

Наше восхищение воздействием этого предупреждения явилось одной из причин того, что после агрессии мы подверглись ожесточённой кампании, когда нас обвиняли в том, что мы забыли позицию, занятую Объединёнными Нациями, забыли роль, которую сыграла совесть мира в деле прекращения агрессии.

Что же касается тех заявлений относительно агрессии, которые вызвали Вашу неблагоприятную реакцию, то причина их появления заключалась в том, что многие радиостанции, говорящие от вашего имени, а также газеты, выходящие в Вашей стране, начали в разгар полемики между нами и сирийской коммунистической партией приписывать все заслуги этому предупреждению и изображать дело таким образом, при котором создавалось впечатление, что египетский народ не воевал, сирийский народ не поднимался, арабские народы были безразличны, что все они спокойно сидели, ожидая, когда их спасёт это предупреждение.

Я считал своим долгом поставить всё на своё место, восстановить правду и отметить действительную роль нашего народа, который был настоящей и притом единственной армией на поле битвы. Я не считаю возможным отрицать эту истину, как не считаю возможным преуменьшать её значение или игнорировать её.

Что касается разговора в этой связи о роли Аллаха в битве и содержащегося в Вашем послании вопроса – а он повторялся ещё до Вашего послания в некоторых ваших радиопередачах – вопроса о том, что же сделал Аллах, и что сделал Советский Союз, то я позволю себе сказать, что мы не отделяем роль, которую в нашей битве играл Аллах, от роли, которую играли мы сами, потому что мы глубоко верим в то, что дух Аллаха в наших сердцах укреплял нашу решимость и придавал нам силы.

Это, господин Премьер-Министр, – не попытка проповедовать религию, это – попытка показать, что одни только материальные критерии бывают во многих случаях недостаточными для оценки событий.

Если бы во время агрессии были применены одни только материальные критерии, то нам нужно было бы капитулировать, а не сопротивляться, ибо как мог бы маленький народ, если бы он не руководствовался при этом также духовными критериями, решиться на сопротивление двум великим державам, а с ними и третьему государству из числа их марионеток, которые шли на нас со всех сторон и закрыли наши выходы к морю, причём их флот неизбежно должен был закрыть их; их авиация господствовала в воздухе, причём она неизбежно должна была господствовать в воздухе, и, как Вы помните, сведения, имевшиеся в то время у вас, подтверждали – причём об этом говорилось и в ваших радиопередачах того времени, – что в воздушных операциях противника против нас участвовало более тысячи пятисот самолётов.

Всему этому мы противостояли одни, господин Премьер-Министр, даже с географической точки зрения. Было много разговоров о том, что вы хотели тогда двинуть свои армии на помощь нам, но как они могли прибыть к нам, в то время как нас разделяют моря и государства, далёкие от конфликта.

Позвольте мне ещё раз повторить, что мы оценили вашу позицию, понимали её побуждения и не думали никогда просить или ожидать от вас, чтобы вы вступили в мировую войну ради нас.

Мы понимаем, что вы правильно оцениваете события и что совсем нелогично, чтобы испытания нашей страны втянули бы вас в третью мировую войну, ибо условия вашей страны диктуют вам собственные соображения; ваши критерии имеют свои основания; и ваши друзья должны быть первыми, кто поймёт и оценит это, а мы считали и продолжаем считать себя вашими друзьями, господин Премьер-Министр, и поэтому мы попытались быть первыми, кто понял и оценил это.

Сразу же после окончания агрессии мы стали, как Вы помните, объектом других попыток, направленных на осуществление тех же самых агрессивных целей, но методами более спокойными и менее шумными.

Но цель империализма осталась той же, т. е. – покончить с нашей страной, являющейся оплотом движения арабского национализма.

Вся разница между новыми попытками и предыдущими – это разница между попыткой убить человека свинцом и попыткой убить его голодом.

Попытка убить свинцом, может быть, была более шумной.

Зато попытка убить голодом была более жестокой.

В это самое время начались, как Вы помните, попытки изолировать нас от других арабских государств, расположенных по соседству с нами.

Против нас была организована экономическая блокада, разжигалась подозрительность между нами и нашими братьями, против нас фабриковались фальшивки.

В то время, господин Премьер-Министр, наиболее часто говорилось и повторялось, что мы вмешиваемся во внутренние дела той или другой из окружающих нас стран.