Хрущёв и Насер. Из истории советско-египетских отношений. Документы и материалы. 1958–1964

Вы помните, как неожиданно началась агрессия в то время, когда мы считали, – а сведения, которые Вы сообщили нам в то время, подтверждали это наше мнение, – что апогей кризиса уже благополучно миновал, и что переговоры, которые было решено продолжать в Женеве и которые были назначены на 29 октября под эгидой ООН, в значительной мере уже исключили возможность вооружённой интервенции.

Однако агрессия, как Вы, Ваше Превосходительство, помните, свершилась в то самое время, когда мы готовились к переговорам в Женеве.

Внезапно мы подверглись подлой агрессии, описывая которую я не нахожу более точных и более метких выражений, чем те, которыми Вы описали её в Ваших многочисленных беседах и выступлениях, сообщения о которых доходили до нас в дни напряжённого кризиса и которые производили на египетский народ, на арабские народы и на меня, как арабского гражданина лично, такое впечатление, которому я не в силах воздать должное со всей полнотой и так достойно, как оно того заслуживает.

Позвольте мне, господин Премьер-Министр, пояснить здесь один момент, вокруг которого разгорелся спор между нами.

Я сказал в речи, произнесённой в Дамаске, что мы стояли одни перед лицом тройственной агрессии на поле битвы, не ожидая чьей-либо помощи.

Но это выражение, как я почувствовал по Вашему посланию и Вашим выступлениям, произвело на Вас неблагоприятное впечатление.

Я хочу сказать, что мне и кому-либо из членов моего правительства и в голову не приходило преуменьшать значение предупреждения, сделанного Советским Премьер-Министром в то время. Но это не значит, что истина, которую я изложил в своей речи в Дамаске, неверна.

На поле битвы мы были одни.

Наши солдаты на Синайском полуострове сражались на синайской земле одни.

Наша армия и наш народ в Порт-Саиде воевали на улицах Порт-Саида одни.

Мы надеялись лишь на помощь Аллаха.

Вы, господин Премьер-Министр, наверное, помните, что время тройственной агрессии против Египта совпало с визитом господина Шукри Куатли – Президента Сирийской Республики в Советский Союз и что он из побуждений арабской солидарности и искреннего братства счёл нужным обсудить с лидерами Вашего правительства вопрос о том, какую помощь Ваша страна могла бы оказать нам.

Тройственная агрессия против нас, как Вы, Ваше Превосходительство, помните, началась в понедельник, 29 октября 1956 года, а визит Президента Шукри Куатли начинался 30 октября. Ему была предоставлена возможность побеседовать с советским Премьер-Министром господином Николаем Булганиным в присутствии ряда руководителей и высших военных деятелей Советского Союза. Затем я получил письмо, которое мне отправил Президент Шукри Куатли и которое определяло вашу позицию по отношению к агрессии. В этом письме излагалась ваша позиция, как её определил Президент Куатли после встреч с руководителями Советского Союза.

Из этого письма было ясно:

1. Что Советский Союз не готов вступать в мировую войну.

2. Что на основании этого Советский Союз не может вмешаться военными силами и даже посылкой добровольцев.

3. Что самое большее, что он может сделать, чтобы помочь нам, это послать нам некоторое снаряжение и с ним некоторых специалистов.

Я заверяю Вас, господин Премьер-Министр, что я достойным образом оценил это письмо, и мне в голову не приходило даже в условиях той мрачной для нашей родины обстановки побуждать вас к чему-либо большему, чем то, что вы считали возможным.

Все, что я сделал, – и я позволю себе открыть Вам эту тайну сейчас, это то, что я изъял это письмо из досье, в котором оно находилось, и положил его к себе в карман, потому что я не хотел, чтобы его прочитал кто-либо, чей интеллект мог бы взволноваться после прочтения его.

Это письмо находилось у меня в кармане до тех пор, пока не кончилась война, и лишь тогда я приказал вернуть его на место в досье, как один из государственных документов и исторических свидетельств.

Я по-прежнему считаю, что этот документ – большая честь для нас, поскольку он является лучшим свидетельством того, что мы воевали одни на поле битвы и понимали также, что мы и останемся одни.

Вы, господин Премьер-Министр, очевидно, понимаете, что советское предупреждение, значение которого никто не может отрицать, Москва сделала неожиданно для нас через 9 дней после начала агрессии. Все эти дни мы были одни на поле битвы и могли бы к тому времени потерять нашу решимость; отчаяние могло бы овладеть нами и могло бы случиться, господин Премьер-Министр, что мы бы капитулировали перед внезапно напавшими на нас тремя государствами, среди которых были две великие державы. Мы могли бы капитулировать через два или три дня, или через неделю, наконец, утром того самого дня, когда Москва сделала своё предупреждение. А какой успех могло бы иметь предупреждение, господин Премьер-Министр, если бы к этому моменту всё было уже кончено.