Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

По завершении этого кризиса в сухом остатке, как считают ряд историков (А.М.Филитов[606]), острый конфликт между «реформистами и безнадёжными реакционерами, как это ни парадоксально», разрешился пользу Первого секретаря ЦК СЕПГ Вальтера Ульбрихта, чьё положение во всей властной вертикали ещё больше упрочилось, а прежняя программа «нормализация плюс либерализация» сменилась противоположным курсом «нормализация минус либерализация», за которой явно «торчали уши» двух наиболее влиятельных секретарей ЦК КПСС — Н.С.Хрущёва и М.А.Суслова. Таким образом, «политика Москвы в отношении ГДР за короткий срок от марта — апреля до июня — июля 1953 года претерпела глубокие и качественные изменения»: вначале от паралича позднесталинского периода к попытке компромиссного решения германского вопроса, на основе серьёзной трансформации гэдээровского режима (но вовсе не путём аншлюса ГДР боннскими марионетками), а затем вспять, к старой концепции «двух Германий» и к безоговорочной поддержке восточногерманских «друзей», хотя довольно далеко за пределами того, что сам И.В. Сталин считал возможным и разумным.

Как известно, Берлинский кризис хронологически совпал с падением маршала Л.П. Берии, который более чем активно участвовал в его разрешении. Однако мало кто знает, что с этими событиями совпали и другие «малые кризисы». В частности, начало очень жёсткого противостояния нового президента ЧССР Антонина Запотоцкого с новым лидером ЦК КПЧ Антонином Новотным за первенство во всей властной вертикали, противоборство

Тодора Живкова и Антона Югова с Вылко Червенковым в Болгарии и острый внутрипартийный кризис в Венгрии, где в конце июня 1953 года с поста главы правительства был снят первый секретарь Центрального Руководства (ЦР) ВПТ Матьяш Ракоши и заменён его давним недругом и оппонентом Имрой Надем[607]. Однако более подробно обо всех этих событиях мы поговорим чуть позже.

Хотя тогда же обозначились и первые контуры международной разрядки. В частности, ещё 11 марта 1953 года во время встречи с генсеком турецкого МИДа Д.А.Чикалыном, прибывшим в Москву во главе делегации на похороны И.В. Сталина, министр иностранных дел В.М. Молотов «выразил надежду на улучшение советско-турецких отношений», которые серьёзно осложнились ещё после августовского Меморандума 1946 года, а затем и в вступления Турции в НАТО в феврале 1952 года[608]. А спустя всего три месяца, 30 мая 1953 года, в МИД СССР был вызван турецкий посол Файк Хозар, которому лично В.М. Молотов официально заявил о полном отказе советской стороны от всех прежних претензий, выдвинутых в августовском Меморандуме 1946 года, где речь, как известно, шла не только о пересмотре знаменитой Конвенции Монтрё и режима Черноморских проливов, но и о новой демаркации советско-турецкой границы в приграничных районах Армянской и Грузинской ССР[609].

Многие историки (А.А.Улунян, Н.Г. Киреев, Д.Н.Гасанлы[610]) считают, что не последнюю роль в смягчении позиции Москвы сыграл тот факт, что именно тогда Турция, Греция и Югославия де-факто вплотную подошли к созданию Балканского военно-политического блока, о чём 11 июля 1953 года публично заявили три министра иностранных дел — М.Ф.Кёпрюлю, С. Стефанопулос и К. Попович, предложившие создать постоянный секретариат для подготовки конференции по данному вопросу. При этом Турция и Греция, ставшие ещё в феврале 1952 года полноправными членами НАТО, вовсе не планировали покидать эту организацию.

Естественно, Кремль всячески пытался противодействовать этим планам и сам инициировал восстановление дипотношений с Грецией, разорванных ещё в период Гражданской войны в сентябре 1947 года. Теперь же, после недолгих консультаций, ди-потношения были восстановлены, и уже в конце июля 1953 года в Афины прибыл новый советский посол Михаил Григорьевич Сергеев, занимавший должность заведующего I Европейским отделом МИД СССР.