Хрустальное сердце фарфоровой куклы (СИ)

Шорты больше не преграда, не непреступная граница. Её стоны, взгляды, податливость срывают последние ограничения. Рука скользить вниз, отодвигает кружевное бельё. Дальше, ниже.

— Не бойся… не шевелись, — шепчет он, снова оказавшись у самого ушка. Эбигейл стонет, тяжело дышит, немного ёрзает, привыкая к странным ощущениям. Одно дело — касаться себя самой, владеть своим телом единолично и безраздельно, а другое — отдаться в чужие руки.

Не такие уж и чужие, конечно. Но немного необычно. И совсем капельку страшно.

Пальцы уже раздвигают половые губы. Трогают, касаются. Вновь и вновь. Гладят. Он чувствуют её влагу. Самодовольная улыбка всего на несколько секунд появляется на его лице, и вот он снова сосредоточен.

Аккуратно. Нежно. Чтобы ей не было больно. Контролировать себя. Чувствовать её.

Эбигейл дёргается, ощущая фалангу длинного мужского пальца внутри, но Шото крепко держит её, не даёт убежать. Она снова ёрзает вопреки его наказу. Вместо ругательств, парень усмехается в её шею.

— Всё нормально, малыш. Так надо. Надо подготовиться или будет больно. Особенно в первый раз у девочек.

Эбигейл кивает, слегка задерживая дыхание через вздохи. Ручки цепляются за его волосы и спину сильнее. Она жмурится, но не пытается отползти.

— Ты делал это раньше? — спрашивает она сама понимая, что это абсурд. Но не спросить не может. Тодороки снова усмехается, но уже по-другому — снисходительно, но кажется с лёгкой обиды от недоверия. Но он знает — женщины любят ушами. Им важно слышать, важно знать, что она единственная. И раз это так, ему не стыдно это повторять раз от разу.

— Как я мог? Когда? Да и с кем?

Эбигейл кивает самой себе, тихо выдыхает и слегка расслабляется. Внушает себе мысль о том, что Шото не навредит ей никогда и ни за что. Что он знает, что делает. Что непонятные ощущение надо просто пережить.

Ладонь Тодороки сейчас накрыла всю промежность. Большой палец гладит лобок, пока средний медленно, кругами проникает внутрь лона. Поступательно, как поршень. Вновь и вновь погружается, с каждым разом всё дальше. Раздвигает тугие стенки, готовит. Эбигейл сладко стонет ему на ухо, бессознательно пытаясь сделать голос тише. Звукоизоляция хорошая, но не идеальная. Урарака ведь услышала у двери крики Эрики. Айзава сомневалась, что Сейя срывала тогда горло. Она не хрипела сегодня.

— Такая мокрая… и узкая… — комментирует Шото. Губы девушки непроизвольно растягиваются в какой-то обречённой улыбке.

— Ты чёртов садист, Тодороки. Садист, манипулятор и, по всей видимости, пошляк.

— Я никогда не отрицал этого, малыш.

Ко второму пальцу медленно добавляется второй. Эбигейл морщится и снова заставляет себя не дёргаться. Проходит какое-то время, пока она полностью привыкает, расширившись как следует. Низ живота болезненно тянется ещё больше, чем раньше. Его пальцы творят с ней что-то непонятное, они двигаются и сгибаются, задевая какую-то точку внутри, от которой дёргаются ноги и сжимаются пальчики. И хочется еще. Эбигейл уже практически сама подается навстречу Шото. Сбивчиво шепчет ему на ухо то нелестные комментарии, то просьбы — сумбурные и порой неразборчивые, однако весьма и весьма ему понятные. Просит не останавливаться. И просит большего.

— Где ты этому научился? — тяжело дыша, спрашивает Эбигейл, пока Тодороки стягивает с её ножек последнюю одежду. Руки лежат где-то над головой, пальчики то и дело сжимаются в кулачки. Тугая пружина, скрутившаяся внутри, болезненно ныла из-за нагло оборванных ласок. Горло не желало восстанавливаться от поселившейся в нём засухи, а губы постоянно сушились — слюны уже не хватало.

— У парней свои секреты, — усмехается парень. — Не стану их раскрывать, чтобы ты косо не смотрела на наших одноклассников.

— Так ты успеваешь сейчас думать и об одноклассниках?

— Нет. Сейчас я думаю только о тебе. Раздвинь ножки, малыш, и согни коленки.

Эбигейл сперва не двигается, словно обдумывая явно не просьбу Шото. Но потом медленно подгибает ноги и также плавно их разводит, рвано скользя вспотевшими пятками по постели. Тем временем парень встаёт и избавляется от пижамных штанов, а затем и от боксерных трусов. Хватает всего мимолётного взгляда на его вполне приличный для подростка член, и Эбигейл с обречённым вздохом и стоном отводит взгляд. «Насмотрелась» — убеждает она себя, не в силах понять, как Шото собирается это поместить в неё. Тем временем холод, обдавший её тело в момент, когда парень отстранился, ушёл — Тодороки снова накрыл девушку собой, вернувшись на своё место между её до сих пор покорно раздвинутых ножек.

— Не бойся, — тихо говорит он, склоняясь к ней ближе, чтобы видеть её напрягшееся лицо. — Если ты не хочешь…

— Хочу… — резко перебивает его Эбигейл, тоже шёпотом, уверенно заглядывая ему в глаза своим взглядом. Тодороки понимающе кивает.

— Я слышал разное, — сказал он, слегка задумчиво, с лёгкой долей опасения. — Но, кажется, это больно.

— Я вытерплю, не волнуйся. Навряд ли это больнее тренировок с отцом. У нас болевой порог повышен.

— Да. И всё же, если терпеть будет слишком сложно…