Хрустальный грот

Короткий окрик. Над мостом понеслись факелы. Вблизи мы увидели, что это был отряд. В свете факелов развевался флаг с пурпурным драконом.

Рука Белазиуса легла на поводья моей кобылы, и наши лошади встали.

– Люди Амброзиуса, – сказал он наконец. Тут заржала моя кобыла, ее ржание разнеслось по окрестности, как петушиный крик. Ей ответила лошадь из отряда.

Послышалась команда. Отряд остановился. Еще приказ. Лошади галопом понеслись к нам. Белазиус выругался и отпустил мои поводья.

– Здесь и расстанемся. Теперь держись и держи язык за зубами. Даже Амброзиус не спасет тебя от проклятья.

Он хлестнул мою кобылу по ляжкам, и та выскочила на дорогу, чуть не сбросив меня. Сзади раздался треск и шум. Черная лошадь перепрыгнула через ручей и исчезла в лесу. Появились воины, встали по бокам и препроводили меня к командиру.

Под флагом в свете огней плясал серый жеребец. Один из сопровождавших подхватил мою лошадь под уздцы, вывел нас вперед и отсалютовал.

– Только один, сэр, не вооружен.

Командир поднял забрало. Голубые глаза расширились, и хорошо памятный мне голос Утера произнес:

– Ну, конечно же, кого еще я мог встретить? Что же, Мерлин, внебрачный сын, чем ты здесь занимаешься один, где же ты был?

11

Я помедлил с ответом, раздумывая, что и как рассказать. Любому другому мог наговорить разного, но с Утером шутки плохи. Для любого, кто возвращался с любой встречи, тайной или незаконной, Утер представлял опасность. Не сказать, чтобы мне хотелось защитить Белазиуса, но я был совершенно не обязан давать объяснения кому-либо, кроме Амброзиуса. Во всяком случае, стремление уклониться от гнева Утера выглядело естественно.

Я встретился с ним взглядом, при этом попытался придать своим глазам искреннее выражение.

– У меня захромал пони, сэр. Слуга взялся отвести его домой, а я пересел на его лошадь.

Он хотел что-то сказать, но я опередил его, прикрывшись щитом, так любезно вложенным в мои руки Белазиусом.

– Обычно ваш брат посылает за мной после ужина, и я не захотел его задерживать.

При упоминании имени Амброзиуса он нахмурился, но ограничился лишь вопросом:

– Почему же так поздно и не по дороге?

– Когда Астер повредил себе ногу, мы заехали в лес. На перекрестке мы повернули на восток, на просеку. Там к югу отходила тропинка. Нам показалось, что по ней мы быстрее вернемся.

– Какая тропинка?

– Я плохо знаю лес, сэр. Она ведет к гряде и спускается к броду.

Продолжая хмуриться, он оглядел меня.

– Где ты оставил своего слугу?

– На второй тропинке. Прежде чем отпускать меня одного, он хотел убедиться, что мы на верном пути. Он, должно быть, поднимается сейчас на гряду.

Сбивчиво, но откровенно, я молился про себя, чтобы не встретиться с Кадалом.

Утер все глядел на меня, не обращая никакого внимания на гарцующую под ним лошадь. Впервые я увидел, насколько он походил на брата. Тогда же впервые почувствовал в нем силу, несмотря на молодость, и понял, почему Амброзиус называл его блестящим командиром. Он видел людей насквозь. Я знал, что он, чувствуя ложь, пытается узнать, что у меня за душой. Ему неизвестно, в чем и почему я лгу, но он решительно настроен разобраться во всем.

Видимо, поэтому он изменил тон и довольно приятным голосом, почти нежно, спросил:

– Ты лжешь, не так ли? Почему?

– Сказанное мною правда, господин. Если вы взглянете на моего коня, когда его приведут...

– Ах, да... Это-то правда. Я и не сомневаюсь, что он захромал. Если я пошлю людей на тропу, то они несомненно встретят Кадала, ведущего лошадь. Я же хочу знать...

– Не Кадала – Ульфина, сэр, – быстро вставил я. – Кадал занят. Белазиус послал со мною Ульфина.

– Двоих в одном лице? – вопрос прозвучал презрительно.

– Как это, господин?

Он неожиданно вспылил.

– Не препирайся, наложник. Ты врешь. Я чую ложь за версту.

Он поглядел мимо меня, и его голос изменился.

– Что у тебя в седельной сумке? – он головой указал на нее стоявшему рядом воину. Из нее выглядывал кусок робы Белазиуса.

Тот засунул в сумку руку и вытащил одеяние. На замусоленной и помятой белой ткани отчетливо проступали темные пятна. Запах крови дошел до меня даже сквозь дым горящей факельной смолы.

Почувствовав кровь, зафыркали и заволновались лошади. Люди переглянулись. Факельщики с подозрением поглядели на меня. Стражник выдохнул и что-то пробормотал.

– Клянусь богами, вот в чем дело! – со злостью сказал Утер. – Один из них, о Митра! Я так и знал! Даже здесь от тебя пахнет священным дымом! Ладно, побочный сын. Именем моего брата тебе дарована свобода и его расположение, но посмотрим, что он на это скажет. Теперь, по-моему, тебе нет смысла изворачиваться.

Я поднял голову. Наши глаза находились почти на одном уровне.

– Изворачиваться? Я отрицаю, что преступил закон или совершил деяние, которое не понравится Графу. Лишь эти две вещи могут иметь значение, господин Утер. Я объяснюсь с ним.

– Уж не сомневаюсь. Итак, тебя туда отвел Ульфин?

– Ульфин не имеет к этому никакого отношения, – ответил я резко. – К тому времени мы с ним расстались. Как бы то ни было, он раб и делает, что ему приказывают.