Хрустальный грот. Полые холмы

Я стоял неподвижно. Мое достоинство сковывало меня, а тело под ним ярилось, словно конь, которому одновременно дали шпоры и затянули повод. А вдруг она снова поцелует мне руку? И что тогда?

– Кери! Что ты тут делаешь?

– Как что? Пролески собираю!

Слова звучали дерзко, но ее большие невинные глаза сгладили резкость. Она протянула мне пролески, смеясь из-за букета. Бог весть что увидела она в моем лице. Нет, целовать мне руки она не собиралась.

– Ты разве не знал, что я ушла из обители?

– Да, мне сказали. Но я думал, что ты ушла в какой-нибудь другой монастырь.

– Ну что ты! Меня от него тошнило. Там прямо как в клетке. Многим из них нравится – они чувствуют себя в безопасности. Но мне… Я не создана для такой жизни.

– Меня тоже когда-то хотели запереть в монастыре, – сказал я.

– И ты тоже сбежал?

– Да. Но мне удалось сбежать раньше, чем меня заперли. А где же ты живешь теперь, Кери?

Она словно не услышала вопроса.

– Стало быть, ты тоже не был предназначен для такого? Для жизни в оковах?

– В оковах, но не таких.

Она призадумалась. Но я сам не мог понять, что сказал, а потому молчал и просто смотрел на нее, наслаждаясь этими мгновениями.

– Мне так жалко было твою матушку! – сказала она.

– Спасибо, Кери.

– Она умерла почти сразу, как ты уехал. Наверно, тебе все уже рассказали?

– Да. Я сразу, как вернулся в Маридунум, первым делом пошел в обитель.

Кери молчала, глядя в землю, ковыряя траву пальцем босой ноги – словно танцуя, и золотые шарики у нее на поясе тихо звенели.

– Я знала, что ты вернулся. Об этом все говорят.

– В самом деле?

Она кивнула.

– В городе мне сказали, что ты принц и к тому же великий маг…

Подняла глаза – и запнулась, с сомнением разглядывая меня. Я был в самой старой своей одежде, в тунике с пятнами зелени, которые не мог отстирать даже Кадаль, и плащ мой изорвался по кустам. На мне были парусиновые, как у раба, сандалии – что толку таскать кожаные по высокой мокрой траве? По сравнению с тем прилично одетым молодым человеком, которого она видела два года назад, я, должно быть, выглядел сущим оборванцем. Она спросила с детской прямотой:

– Ты по-прежнему принц, теперь, когда твоя мать умерла?

– Да. Я сын верховного короля.

Она раскрыла рот:

– Верховного короля? Об этом никто не говорил…

– Не многие об этом знают. Но теперь, когда моя мать умерла, я думаю, это уже не важно. Да, я его сын.

– Сын верховного короля… – благоговейно выдохнула она. – И маг к тому же! Я знаю, что это правда.

– Да. Это правда.

– Ты однажды сказал мне, что ты не маг.

Я улыбнулся:

– Я сказал, что не могу вылечить тебя от зубной боли.

– Но вылечил же!

– Это ты так сказала. Я тебе не поверил.

– Твое прикосновение может вылечить от всего на свете! – сказала она и подступила ко мне вплотную.

Ворот ее платья отвис. Грудь у нее была белая, как жимолость. Я ощутил ее аромат, аромат пролесок и горьковато-сладкий запах сока раздавившихся между нами цветов. Я протянул руку, потянул за ворот платья, и шнурок порвался. Груди ее были круглые, полные и мягкие-мягкие. Они круглились в моей ладони, как грудки голубей моей матери. Помнится, я думал, что она вскрикнет и оттолкнет меня, но она уютно прижалась ко мне, рассмеялась, обвила руками мою голову, зарылась пальцами в мои волосы и куснула меня в губу. А потом вдруг повисла на мне всем своим весом. Я попытался удержать ее, неуклюже нагнулся ее поцеловать, потерял равновесие и рухнул вместе с нею на землю. Вокруг рассыпались цветы.

* * *

Я не сразу понял, в чем дело. Поначалу был смех и прерывистое дыхание и все, что чудилось мне по ночам, но это казалось игрой оттого, что она была такая маленькая, и из-за тихих стонов, которые она издавала, когда я делал ей больно. Она была гибкая как тростинка и вся мягкая; я, наверно, должен был чувствовать себя на верху блаженства. Но внезапно она издала горловой звук, словно задыхалась, изогнулась в моих объятиях – я видел, так корчатся в агонии умирающие, – и ее губы метнулись вверх и прижались к моим губам.

И внезапно я сам начал задыхаться. Ее руки тянули меня вниз, губы засасывали, ее тело влекло в тесную, кромешную тьму, где нет ни воздуха, ни света, ни дыхания, ни голоса бодрствующего духа. Могила в могиле. Страх вонзился в мой мозг, подобно раскаленному добела клинку. Я открыл глаза и не увидел ничего, кроме бешено вращающихся огней и тени дерева, чьи шипы терзали меня, как копья. Что-то жуткое вцепилось мне в лицо. Тень боярышника разрослась и затрепетала, передо мной разверзлось устье пещеры и стены ее надвинулись, погребая меня под собой. Я рванулся, оттолкнул ее и откатился в сторону, вспотев от страха и стыда.

– В чем дело?

Голос ее звучал глухо. Она водила руками в воздухе, пытаясь нащупать меня.

– Извини, Кери. Извини.

– Ты о чем? Что случилось? – Она повернула ко мне лицо, полускрытое разметавшимися золотыми волосами. Глаза у нее были полуприкрыты и затуманены. Она потянулась ко мне. – Ну что ты? Иди сюда. Все в порядке. Я покажу тебе. Просто иди сюда.

– Нет. – Я попытался мягко отвести ее руки, но весь дрожал, и жест получился неуклюжим. – Нет, Кери. Оставь меня. Нет.