– Глупая ты, девчонка, – покровительственным тоном произнесла Дароносица. – Любовь кратка, как миг, но иссушает, как жар безумного костра. Век костра недолог: пламя задувает ветер, его забрасывают землёй люди, затаптывают звери. Очень тяжело поддерживать пламя ровным и сильным. Сможешь ли ты делать это и дальше, глупая смертная девочка? Что для Землероя эта мимолётная искра, которая лишь ненадолго осветит его жизнь и тут же умрёт? Его век по сравнению с твоим – вечность. Мы все здесь – правители бессмертия, а бессмертие означает отсутствие жизни. И ты сама, наверное, знаешь, что жизнь – это движение.
– Но Землерой тоже…
– Землерой не меняется, глупая девочка, – отрезала Дароносица и высокомерно подняла кверху нос, – Землерой – это часть нашего застывшего мира, а ты – часть своего, мира, подверженного разложению и гибели. Разве есть смысл в твоей так называемой дружбе? И разве есть тогда смысл в обиде, что ты мне причинила?
Анна упёрлась ногами в рыхлую землю. Жестокий ветер трепал её волосы и волосы бездвижно замершего Землероя. В его широко раскрытых серебристых глазах светилось нечто новое – такого она никогда прежде в его глазах не видала. Казалось, будто он молил её о чём-то, не имея возможности заговорить. Анна собралась с духом и возвела взгляд на Дароносицу.
– Да, – сказала она, – госпожа Дароносица, ты права, что я живу меньше Землероя и я не так много, как он, могу. Но я точно знаю, что я люблю его не за то, что он может со мной болтать обо всяких людских штучках, не за то, что его любят мои родители. Я люблю его за то, что он – Землерой. Мне не нужны никакие другие причины.
Дароносица оскалилась:
– А знаешь ли ты…
– Я знаю о маленькой танцовщице, госпожа Дароносица, – смиренно ответила Анна, – но я никогда у Землероя ничего не просила из его секретов. Я не сделаю то, что будет для него вредно. Я всегда хочу, чтобы ему было только лучше, и он того же хочет для меня, поэтому он для меня и друг.
Дароносица поскребла длинным жёлтым когтем подбородок.
– Я не хотела вас, госпожа, оскорбить, – уверенно продолжала Анна, – честное слово. Если я могу как-то исправиться, я обязательно это сделаю.
Дароносица развернулась. Длинный подол её с шорохом пополз по кучам палых листьев.
– Нет, – сказала она, не оборачиваясь, – ничего мне от тебя не надо, глупая ты смертная девочка. Но заруби себе на носу: если ты что с Землероем учинишь, от моего суда тебе нигде не удастся скрыться…
Анна сжала кулаки и спокойно ответила:
– Не нужно мне грозить, госпожа Дароносица. Я Землероя люблю и никогда ему плохо не сделаю.
Муравьиная хозяйка только фыркнула – и вдруг совсем из виду исчезла, словно провалилась куда-то. Ветер, прокатившийся по поляне, сдул с красноватой вершины муравейника парочку муравьев, сломал ещё одну еле державшуюся хлипкую ветку – и отнёс Землероя к перекрученному чёрному стволу великого дерева. Ледяная печать исчезла, и он глубоко, часто задышал, тревожно осматриваясь. Анна подбежала к нему и упала на колени рядом.
– Землерой, Землерой, ты как? – встревоженно вскричала она. – Что она с тобой сделала?
– Да ничего, всё в порядке, – проворчал Землерой, ласково отстраняя её руку. – Госпожа Дароносица нас простила, вот я и спокоен. А ты бы лучше посмотрела себе под ноги, на чём стоишь…
Анна опустила взгляд. Коленями она упиралась точь-в-точь в муравьиное скопище, и оно деловито осваивало новые просторы, взбираясь к ней на колени и плавно поднимаясь выше. Анна пожала плечами.
– Всякое бывает!
Землерой вдруг сунул ей что-то под руку. Мягкое, круглое, оно было так облеплено листьями и испачкано землёй, что Анна не сразу и признала свой верный алый клубок из прочной шерсти.
– Знаешь, Анна, – тихо сказал Землерой, – я и вправду удивился сегодня.
– А-а? – непонимающе протянула Анна.
– Я… вообще-то говоря, редко я удивляюсь, – Землерой отвёл взгляд и поскрёб в затылке, – не люблю это дело, да и мало чему будешь в лесу дивиться, если не один десяток лет здесь живёшь без выходу… но ты – ты не лес, ты другая, и я, как общаюсь с тобой, узнаю много такого, чего и не знал прежде. Я вот думал, ты кто? – обычная плакса, бегаешь кругом меня, раздражаешь часто, вечно тебе помогать надо, выручать тебя, советы раздавать… а ты знаешь, оказывается, вещи, которые я не знаю. Вот о дружбе… я понятия не имел, как буду об этом госпоже Дароносице говорить, если ни у неё, ни у меня отродясь друзей не было. А ты сказала… и она поняла и перестала злиться. Вот что удивительно в тебе, Анна.
Вот поэтому я и хочу по-прежнему… нет, даже сильнее прежнего хочу с тобой дружить.
Анна аккуратно взяла клубок из его рук и взвесила на ладони. Листья один за другим отлеплялись от алых шерстяных нитей и оседали на землю.
– Слушай, Землерой… я, конечно, не очень теперь и боюсь всех этих букашек… но пойдём-ка, наконец, отсюда.
* * *