К ней этим утром прокралась мать. Анна в наблюдениях своих не ошиблась: та заметно сдала с тех пор, как уехала Мария. Когда Мария жила и переезжала со всеми вместе, мать неустанно её попрекала, нагружала работой и жаловалась на неё мужу, чтобы потом устроить громкий скандал и разразиться слезами, а после жаловаться уже Анне, которая, ничего не понимая, могла только злиться на Марию и считать её первопричиной всех семейных неурядиц. Мария теперь училась и жила далеко от дома – так далеко, что звонила лишь отцу и деду и лишь по большим праздникам, из числа которых был исключён даже её собственный день рождения. Мария не досаждала больше матери Анны, и матери Анны не требовалось теперь стенать о том, что кто-то неправильно повесил шторы или не до конца разгладил складки на древнем жёстком коврике у порога; она не могла устроить штормовую истерику из-за неверно произведённой стирки, некачественной уборки или неожиданно испортившегося настроения, потому что теперь она вешала шторы, разглаживала складки, стирала и убирала сама, без раздражающей, неуклюжей Марии с её коровьим взглядом и абсолютно пустой головой. Мария больше не мельтешила у матери Анны перед глазами, и, конечно же, мать Анны должна была бы этому радоваться, ведь не было больше причин для того, чтобы на сердце повисал тяжкий груз, только вот лучше не становилось. Мать Анны по-прежнему злилась, а на что, она сама не могла толком объяснить, потому и сидела часами в неподвижности, копаясь в себе и придумывая повод для обиды. Муж, дочь и свёкор в такие часы старательно обходили её стороной.
– Анна!
Снова Анна попыталась лягнуться, но лишь утеряла равновесие и с кровати скатилась. Мать нависала над ней в полутьме и восторженно посверкивала глазами.
– Анна, тебе надо проснуться! – уверенно сказала она и руки в бока упёрла. – Ты мне очень нужна прямо сейчас, потому что мы с тобой должны хорошенько подготовиться!
– К чему? – Анна сонно протёрла глаза.
– Разве я тебе не сказывала? Сегодня тётя приезжает, с твоей сестрой приезжает, я её всё-таки уговорила, она всё-таки согласилась, значит, заживём, как приличные люди…
Анна зевнула и полезла назад на кровать.
– Нетушки, у меня сегодня дело в лесу нет, – решительно отрезала она и вслепую по постели зашарила, отыскивая синюю юбку, – хочу на рассвет там посмотреть.
– Рассветов у тебя впереди ещё целая куча, – не сдавалась мать и всё продолжала сверкать глазами, как филин – из дупла, – ещё два месяца проторчим в этой глуши непонятно для кого. Я тут всё на себе тащу, а вы, ироды, моих стараний не цените, ничего вам не надо от меня хорошего, только и можете, что кровь мою попивать, а всякий раз, как я что-то хочу сделать, чтобы напомнить себе и вам всем, что я не посудомойка вам какая… вы сразу вот так!
Анна только покачала головой.
– Мам, ну ты же знаешь, что мы тебя все любим.
Только женщин, решившихся устроить спектакль, очень сложно остановить. Мать Анны было невозможно заставить повернуть назад.
– Вижу я, как вы меня любите, – захныкала она и отвернулась, прикрывая лицо чистой белой салфеткой. – Только и попросила, что совсем чуточку, часиков до десяти, мне помочь, потом ступай куда хочешь, только не забудь с собой Иришку прихватить…
– Какую ещё Иришку?! – тут же возопила в гневе Анна. – Я ни с кем туда гулять не хожу, даже с дедушкой, а эту твою…
– Это сестра твоя, – сурово припечатала мать, явно не собиравшаяся сдавать позиции. – Сестра, поэтому ты должна будешь ей тут всё показать. Нельзя гостям давать скучать, невежливо это!
– Да их тут никто не ждёт! – Анна решительно спрыгнула с кровати и отступила в угол, упрямо супясь. – Они и сами приезжать не особо хотят!
– Они уже выехали, так что руки в ноги и за работу, – мать оставалась непреклонна, – я с сестрой пять лет не виделась, и ты с Иришкой не общалась столько же, а вы друг у друга – единственные родные, могла бы хоть немного повежливее с ней! Она-то свою мать слушается и по рассветам непонятно куда не убегает, не то что ты!
– Да тебе откуда знать, как они там друг с другом ладят? – не уступала Анна. – Может, тебе тётя просто врёт, потому что… ну, потому что она так умеет… и ещё она всегда любит показывать, какая она замечательная и какие мы все по сравнению с ней безмозглые и отсталые.
Даже в предрассветной полутьме Анна, не обладавшая таким же острым и цепким, как у Землероя, взглядом, угадала на щеках матери расплывчатые алые пятна, что явно свидетельствовали в её случае о крайней степени раздражённости.
– Хватит спорить, – приказала она, – я ведь сказала: руки в ноги. Всех вас сегодня мобилизую, хотите или нет!
Анна тяжело вздохнула.
– Если я соглашусь тебе помочь, можно будет пойти в лес?
– «Сделал дело – гуляй смело», ты же знаешь, что это моя любимая поговорка, – таинственно ответила мать и чуть усмехнулась.
Анна не сдавалась.
– Без Иришки, я имею в виду?
– Нет, без Иришки нельзя. Она ведь всё-таки гостья.